ЭРОС И ТАНАТОС В МОРТАЛЬНОЙ ЛИРИКЕ ВАЛЕРИЯ БРЮСОВА
←
→
Транскрипция содержимого страницы
Если ваш браузер не отображает страницу правильно, пожалуйста, читайте содержимое страницы ниже
Филология и лингвистика
Н.В. Горюцкая
ЭРОС И ТАНАТОС В МОРТАЛЬНОЙ
ЛИРИКЕ ВАЛЕРИЯ БРЮСОВА
Омский государственный педагогический университет
Email: gorutskaja@mail.ru
В статье рассматриваются причины возникновения интереса к теме смерти в творчестве
Валерия Брюсова. Анализ лирических текстов позволяет сделать вывод, что в любовной поэзии
Брюсов создает образ роковой женщины - famme fatale, которая ведет лирического героя
к гибели. Только тандем Эроса и Танатоса дает поэту возможность проникнуть в тайны
бытия.
Ключевые слова: эрос, танатос, смертоносная страсть, хтоническое существо, мортальная
лирика.
Первые десятилетия ХХ века предостави- элитарный индивидуализм, эротизм и «культ
ли философам, поэтам и художникам в качестве зла» казались тогда некоторым авторам, желаю-
объекта исследования новый тип человека, жить щим найти новые пути в русской литературе,
не желающего и изверившегося в жизненных самыми привлекательными чертами творчества
ценностях [14]. Тема смерти стала своеобразным французского поэта» [12, с. 27]. Так К. Бальмонт
опознавательным знаком декадентских творе- заклинает французского декадента:
ний. В чем же коренятся причины столь песси- Пребудь же призраком навек в душе моей,
мистического мировосприятия? С тобой дай слиться мне, о, маг и чародей,
Одна из причин кроется в том, что в идейно- Чтоб я без ужаса быть мог среди людей!
эстетическом плане русский символизм при сво- [1, с. 188].
ем зарождении опирался на завоевания европей- В поэзии Бодлера видят, прежде всего, ни-
ской литературы, прежде всего французской. спровержение морали, раскрепощение страстей
Воздействие эстетики «проклятых поэтов» на и эстетический культ порока. Стихотворение
русскую поэзию особенно ярко чувствуется на «Падаль» – культ «извращенного и порочного»,
первом этапе развития символизма, который ав- пристрастие к изображению отталкивающего,
стрийский исследователь А. Ханзен – Лёве опре- отвратительного, ужасного. Здесь поэт ставит
делил как «бунтарский панэстетизм» или дека- под сомнение одну из составляющих категории
дентство. Поэты 90-х годов (Д. Мережковский, Добра – Красоту. Во временном пространстве
З. Гиппиус, Ф. Сологуб, К. Бальмонт, А. Добро- оказываются уравненными красота молодой
любов, И. Коневский, В. Брюсов, И. Анненский) женщины и разлагающийся труп:
считали своими учителями французских симво- Но вспомните: и вы, заразу источая,
листов – Бодлера, Верлена, Рембо и Малларме, Вы трупом ляжете гнилым,
а также великого бельгийца Верхарна. Именно Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
в их творчестве возникла та совершенно новая Вы, лучезарный серафим.
структура образа, которая определила своеобра-
зие всего символистского движения. И вас, красавица, и вас коснется тленье,
Среди французских писателей, оказавших И вы сгниете до костей,
значительное влияние на русскую литературу Одетая в цветы под скорбное моленье,
рубежа веков, огромное значение имел автор Добыча гробовых костей.
«Цветов зла» – Шарль Бодлер. Американский (перевод В. Левика) [5, с. 65]
исследователь русской символистской поэзии «Прекрасное всегда и неизбежно двойствен-
А. Ваннер писал, что «бегство из пошлости быта но, хотя произведенное им впечатление одно…», –
в «искусственный рай» странно-красивых миров, говорит Бодлер [3, с. 285]. Он не приемлет одно-
54 Известия вузов. Серия «Гуманитарные науки» 3 (1) 54-58Н.В. Горюцкая
значной оценки Красоты как ее принадлежности рот, от «идеала» к «сплину», от Бога – к Сатане»
только миру божественному, миру Добра. Поэт [15, с. 24]. Единственным выходом оказывается
с наслаждением наблюдает превращение «звез- Смерть. «Идея смерти, которой завершаются
ды его очей», «страсти его души», его «чистого «Цветы Зла», остается для поэта более реальной,
ангела» в «гниющий труп». Только тлен может чем идея бога» [16, с. 120].
освободить возлюбленную от бремени телесно- Таким образом, цель Бодлера – сознатель-
сти и конечности, присущие жизни, только через ный путь к смерти, сознательный отказ от ро-
смерть она станет достойна его любви и обретет мантических идеалов, стремление испытать их
бессмертную красоту: земной сферой тления, умирания. Он делает это
Скажите же червям, когда начнут, целуя, затем, что осознает нежизнеспособность идеа-
Вас пожирать во тьме сырой, лов, их исчерпанность и пустоту. Смерть оказы-
Что тленной красоты – навеки сберегу я вается для него неким очищением, погребением
И форму, и бессмертный строй. отжившего. Альтернативы Смерти нет, отсю-
(перевод В. Левика) [5, с. 65] да необходимость ее эстетизации. Неслучайно
Высший смысл «Падали» заключается в свою измену романтическому идеализму он на-
том, что «проведя свою подругу сквозь это сво- звал «священной проституцией души». Идеал
еобразное чистилище, поэт может поместить тоже, как и все на земле, подвержен смерти, тле-
ее в область прекрасного – царство Смерти» нию (идеальное у Бодлера наделено признаками
[4, с. 138]. Таким образом, Смерть оказывается в плоти).
эстетике Бодлера единственным проводником в Отклики на поэзию Бодлера можно найти
бесконечность, в область божественного, к кото- и в творчестве Валерия Брюсова. Если в нача-
рому всеми силами стремиться Бодлер. Танатос ле своей литературной деятельности – в 1890-е
выполняет функцию катарсиса. годы – Брюсов проявляет интерес, прежде все-
Этическая позиция Бодлера манифестирует го, к истинным символистам: Верлену, Рембо и
здесь свое своеобразие. В творчестве он видит Малларме, то произошедший переворот в начале
возможность воплотить помимо реального мира 1900-ых связан с именем Бодлера. Перемещение
еще и мир «невозможного», приблизиться к Ис- интереса от Верлена к Бодлеру как считают ис-
тине, а значит и к Богу. В рамках художественно- следователи Ю. Солодуб и Г. Храповицкая [19]
го пространства Бодлеру оказалось доступно то, совпадает со сменой этапов в творческом разви-
чего жизнь предложить не могла – перешагнуть тии Брюсова. В начале века Брюсов обращается
границу Смерти, отгораживающую его от ворот к поэзии Бодлера, переводит «Экзотический аро-
божественного Рая. Г. Косиков считает, что Бод- мат», «Непокорный», «Привидение», «Вечерние
лер сознательно избирает для себя зло как «за- сумерки», «Авель и Каин» и «Красоту», сыграв-
манчивый объект исследования», определяя зло, шую ключевую роль в эстетике вождя русского
знающее само себя» – «менее ужасным» и «бо- символизма.
лее близким к выздоровлению, нежели зло, ни- Культ смерти в лирике Валерия Брюсова
чего о себе не ведающее» [15, с. 17]. То есть поэт обнаруживает разнообразные связи с любовной
сознательно выбирает для себя Зло, его эстети- тематикой. Как заметил историк литературы
зацию как единственный способ поставить его Л. Пумпянский, Брюсов «изъял любовь» [17] из
на службу Добру. Он продолжает поиски Добра сферы жизни, она у него «на полях за Летой, на
на протяжении всех страниц своего поэтиче- асфоделевых лугах». Поэт влюблен в «испускае-
ского сборника: свидетельство тому его ранние мое эротизмом обжигающее дыхание» [2, с.308].
стихотворения («Воспарение», «Люблю тот век При этом очевидно, что чем тлетворнее это ды-
нагой…», «Sed non satiata» и др.). И, несмотря на хание, чем больше в нем «веяния смерти», тем
то, что надежда обрести Истину с каждым но- оно очаровательнее для поэта:
вым стихотворением ослабевает, Бодлер идет до Тело женское! – в мехах,
конца. Он, как Данте, проходит по спирали все В шерсти, в шарфах, в царстве снега
круги Ада, т. е. все глубже погружаясь в недра Ты лишь безобразный прах.[9, с. 175]
Зла в надежде приблизиться к Идеалу: « Брюсовский герой, так же как и герой Бод-
Он бьется в дьявольской сети, // Он шарит, весь лера, стремится постичь тайны бытия. И такую
опутан тиной, // Он ищет свет в норе змеиной, // возможность он обнаруживает в женском начале.
Он путь пытается найти //// Метафор много, Исследователь немецкого романтизма В. Жир-
мысль одна: // То судьбы, коим нет целенья, // И мунский отмечал, что еще романтики сделали
злое дело, нет сомнений, // Умеет делать Сатана чувственность основой своей мистики любви,
» (перевод В. Левика) [5, с. 104]. Но, достиг- а это означает, что они наделили чувственность
нув окончательного дна, чуда не происходит. святостью, которой обладает в их представле-
«Силовая линия, проходящая сквозь «Цветы нии Любовь как чувство бесконечного. В любви
Зла», ведет не от «сплина» к «идеалу», а, наобо- для романтиков заключена святость и таинство
Известия вузов. Серия «Гуманитарные науки» 3 (1) 54-58 55Филология и лингвистика
человеческой души. Вместе с любовью к жен- Смотрел я на синий альков,
щине открываются миры иные [13]. Таким об- Мечтал о лесах криптомерий.
разом, Женщина оказывается носительницей
божественного начала. Именно, через любовь к И вот я лежу в полусне
ней осуществляется познание мистических глу- На мху первобытного бора;
бинных сущностей мира. С мерцаньем прикрытого взора
Эти мысли о любви, о женской сущности Подруга прильнула ко мне.
оказались близки мистицизму символистов
ХХ века и составили эстетическую основу их Мы тешились оба охотой:
творчества. В 1896 году философ Василий Роза- Гонялись за пестрым дроздом,
нов подметил, что «бесспорное и понятное» в со- Потом, утомленно вдвоем
держании символизма – это его «общее тяготение Забылись недолго дремотой.[9, с. 65]
к эротизму». Он писал: «Эрос не одет здесь более Уже в этом стихотворении вырисовывается
поэзией, не затуманен, не скрыт; весь смысл, вся ночной «пейзаж», эта «пьянящая» атмосфера по-
красота, все бесконечные муки и радости, из ко- лумглы, полусна. Причем в большинстве случа-
торых исходит акт любви – все это здесь ев ночной «пейзаж» – это активный компонент
отброшено» [18, с. 205, 206]. Эротическое начало «любовной» лирики В. Брюсова. Здесь было бы
в творческой рецепции «старших» символистов уместно вспомнить стихотворение «Ожидание»
становится одной из наиболее ярких сфер вы- из цикла «Криптомерии»:
явления декадентского в поэзии рубежа веков. И Душен воздух вольных прерий,
в этом несомненная заслуга эстетики француз- Жгучи отблески лазури,
ских «проклятых» поэтов. И в палящей атмосфере
По словам Н. Бердяева, «в падшем мире Чуют птицы, чуют звери
происходит космическая борьба мужского и Приближенье дальней бури...[9, с. 66]
женского принципов, мужской и женский прин- Этот поэтический «пейзаж» соответствует
цип ищет не только соединения, но они и посто- ожиданию героя, его встречи со Смертью. Здесь
янно борются друг с другом как смертельные страсть оказывается той «точкой, где земной
враги» [6, с. 68.]. Тютчевский образ любви как мир прикасается к иным бытиям», становится
«рокового поединка» в реальности эротическо- «дверью в них» [8, с. 117]:
го быта превращается у Брюсова в дуэль между …И рука, сдавив наваху,
любящими существами, обреченными на смер- Приготовлена ко взмаху,
тоносную страсть: На смертельный бой готова...[9, с. 67]
Выходи же! иди мне навстречу! Мрак, темнота, ночь окутывают героиню
Я последней любви не таю! брюсовских стихов. Она буквально овеяна ды-
Я безумно тебя обовью, ханием ночи, является ее порождением. Брюсов
Дикой лаской отвечу! «рисует» ее портрет:
В ярком венке из пурпурного мака,
Но, под тем же таинственным звоном, Смутно ресницы к земле опустив,
Я нащупаю горло твое, Женщина вышла из тусклого мрака…
Я сдавлю его страстно – и все Облик лица ее грубо красив.
Будет кончено стоном» [9, с. 73].
В статье «О теме любви у Брюсова» К. Чу- Серьги по золоту блещут рубином,
ковский пишет: «Страсть, по Брюсову, это Шею оплел ей кровавый коралл,
мука и боль. И если он зовет женщину на Веет от губ ее чем-то звериным,
«страстное ложе», он зовет ее к страданию и Тишью пещер и пустынностью скал.
ужасу. Любовные объятия изображаются им как [9, с. 338]
самая жестокая казнь. Страсть для него не толь- Важно сказать о такой особенности, кото-
ко мука, но и некое сражение, роковой поединок рую заметил еще В. Розанов, что в «сюжетах»,
двух душ . Все свои мысли об Эросе он пы- любимых у «старших» символистов, «умерло
тается высказать якобы от имени любовника, ко- лицо, имя, прошлое человека и его будущее»
торый в тот миг обнимает любимую женщину» [18, с. 208]. Действительно, мы не найдем кон-
[22, с. 50-51]. кретных имен, не увидим индивидуальных лиц
Интересно в этом плане рассмотреть об- любимых. Так, у Ф. Сологуба это обобщенный
раз ночи, который пройдет через все творчество образ Недотыкомки; З. Гиппиус называет свою
поэта. Так ночь для него это время любви, «свя- героиню Она и т.д. И у Брюсова Женщина – это
щенного безумия»: женщина вообще. Непременным атрибутом
В ночной полумгле, в атмосфере брюсовской героини становится Луна. («Пурпур
Пьянящих, томящихся духов, бледнеющих губ», «Жреце Луны», «Медея», и
56 Известия вузов. Серия «Гуманитарные науки» 3 (1) 54-58Н.В. Горюцкая
др.). Брюсов не только облекает героиню в «лун- кий1 Жаль тебя! // Я гублю как дух могильный,
ные одежды», но называет ее именем богини // Убиваю я, любя» [9, с. 151]. Для Брюсова Лю-
мрака, ночных видений и чародейств Гекатой. бовь и Смерть уравниваются. Поэт изображает
Как отмечает А. Тахо-Годи, в образе богини гре- губительную силу Эроса, которая сжигает влю-
ческой мифологии «переплетаются хтонически- бленного:
демонические черты доолимпийского боже- О да! Я – темный мотылек,
ства, связующего два мира – живой и мертвый» Кружусь я, крыльями стуча;
[20, с. 143]. С луной также связан культ Диони- На гибель манит огонек…[9, с. 187]
са – вечно умирающего и вечно воскрешающего Любить, – говорит Жорж Батай, – значит
бога. По мысли М. Элиаде, луна есть воплощение любить умирать [2]. Размышляя о животном на-
«высшего престижа плодородия, периодического чале в человеке, Ж. Батай выдвигает концепцию,
рождения, неисчерпаемости жизни»[23, с. 308], суть которой в «рождении чувства смерти» как
что символизирует непосредственное слияние момента перехода от животного к человеку. Бо-
Эроса и Танатоса. лее того, именно способность осознавать свою
Мотив вина неизменно присутствует в смертность, делает возможным отличие живот-
мортальной лирике Брюсова. Вино – вакхиче- ной сексуальности и человеческого эротизма:
ский символ, связанный с Дионисом, намека- «Животному, обезьяне, чувственность которой
ющий на эротизм, а также символизирует его ожесточается, неведом эротизм… как раз по-
божественную кровь, т. е. прямо отсылает к стольку, поскольку ей недостает знания смер-
размышлению и Смерти и Возрождении. Сле- ти. И, напротив, из-за того, что мы люди, из-
дует также учесть, что вино – это еще и «мета- за того, что мы живем в тревожном ожидании
фора брака» (О. Фрейденберг): вино пьется при смерти, мы и знаем ожесточенное, отчаянное,
брачном обряде, также как и при жертвоприно- буйное насилие эротизма» [2, с. 278]. Следуя
шении. О. Фрейденберг подчеркивает «един- логике размышлений Батая, позиция Брюсова –
ство образов жертвоприношения, пьянства, это позиция человека, изначально вынужденно-
блуда и спасения», соединяющихся в мотиве го противостоять Эросу и как следствие обре-
вина [21, с. 85]. Надо отметить, что у Брюсова ченного на вечные страдания. Для брюсовского
вино не только размывает границы между Злом героя характерна неисчерпаемость страданий,
и Добром, но и соотносится с ядом, отравой, ко- ибо они соединены со смертью глубинным об-
торыми наделена возлюбленная: разом.
Ты – женщина, ты ведьмовский напиток!
Он жжет огнем едва в уста проник; Список использованной литературы
Но пьющий пламя подавляет крик
1. Бальмонт К.Д. Стихотворения. Л.: Советский пи-
И славословит бешено средь пыток.
сатель, 1969. 712 с.
[9, с. 338] 2. Батай Ж. Из «Слез Эроса» // Танатография Эро-
Лирическая героиня – хтоническое суще- са. Жорж Батай и французская мысль середины
ство – часто отождествляется с Аидом, с цар- ХХ века. СПб: Мифрил, 1994. С. 269-308.
ством смерти, против которого бессилен лири- 3. Бодлер Ш. Об искусстве: пер. с франц. Н. Столя-
ческий герой. ровой и Л. Липман. М.: Искусство, 1986. 422 с.
Исследую природу женской и мужской 4. Бодлер Ш. Падаль // Иностранная литература.
любви, Н. Бердяев приходит к выводу: «Муж- 2000, № 9. С. 131-139.
ская любовь частична, она не захватывает все- 5. Бодлер Ш. Цветы зла. Стихотворения в прозе. М.:
Высшая школа, 1993. 511 с.
го существа. Женская любовь более целостна.
6. Бердяев Н.А. О назначении человека. М.: Респу-
Женщина делается одержимой. В этом смертель- блика, 1993. 383 с.
ная опасность женской любви» [7, с. 138]. Так в 7. Бердяев Н.А. Эрос и личность. Философия пола и
брюсовской любовной поэзии возникает образ любви. М.: Прометей, 1989. 158 с.
Женщины как famme fatale, которая «есть вопло- 8. Брюсов В.Я. Среди стихов: 1894-1924: Манифе-
щение вневременного и стереотипного образа сты, статьи, рецензии. М.: Советский писатель,
дьяволицы» [11, с. 31]. Холодность женщины, ее 1990. 720 с.
лунность, ее демонизм вызывает к жизни моти- 9. Брюсов В.Я. Собрание сочинений: в 7 т. М.: Худо-
жественная литература, 1975. Т. 1.
вы жестокости, зла, звериной дикости:
10. Брюсов В.Я. Собрание сочинений: в 7 т. М.: Худо-
Есть в мире демон, с женственным лицом,
жественная литература, 1975. Т. 3.
С когтями львицы, с телом сухопарым… 11. Буле О. Заметки о споре между la brune и la blonde
[10, с. 21] в эпоху романтизма // Концепция и смысл: сб.
Брюсов подчеркивает жестокость своей ге- статей / Под. ред. А.Б. Муратова, П.Е. Бухаркина.
роини, имеющей власть над поэтом, функция СПб: Изд-во СПбГУ, 1996. С. 28-47.
которой амбивалентна. Она может как возвы- 12. Ваннер А. Бодлер в русской культуре конца XIX-
сить, так и уничтожить героя: «Милый, близ- начала XX века // Русская литература ХХ века:
Известия вузов. Серия «Гуманитарные науки» 3 (1) 54-58 57Филология и лингвистика
исследования американских ученых. СПб: 18. Розанов В.В. Мысли о литературе М.: Современ-
СПбГУ, 1993. С. 24-45. ник, 1989. С. 204-216.
13. Жирмунский В. М. Немецкий романтизм и совре- 19. Солодуб Ю.П., Храповицкая Г.Н. Перевод «Кра-
менная мистика. СПб: Аксиома, 1996. 664 с. соты» Бодлера как отражение нового этапа в
14. Исупов К. Г. Русская философская танатология // творческом развитии В. Брюсова // Брюсовские
Вопросы философии. 1994. № 3. С. 106-115. чтения 1983 г. Ереван, 1985. С. 352-363.
15. Косиков Г.К. Шарль Бодлер между «восторгом 20. Тахо-Годи А.А. Геката // Мифологический сло-
жизни» и «ужасом жизни» // Бодлер Ш. Цветы варь/Гл. ред. Е. М. Мелетинский. М.: Сов. энци-
зла. Стихотворения в прозе. М.: Высшая школа, клопедия, 1990. С. 143.
1993. С. 5-40. 21. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. М.:
16. Обломиевский Д.Д. Французский символизм. М.: Наука, 1978. 606 с.
Издательство «Наука», 1973. 304 с. 22. Чуковский К.И. Валерий Брюсов // Чуков-
17. Пумпянский Л.В. Памяти В.Я. Брюсова // Пум- ский К.И. Собрание сочинений: в 6 т-х. М.: Худо-
пянский Л.В. Классическая традиция: собр. тру- жественная литература, 1966. Т. 1. С. 48-65.
дов по истории русской литературы. М.: Языки 23. Элиаде М. Трактат по истории религии. СПб:
русской культуры, 2000. С. 530-537. Алетейя, 1999. 320 с.
Статья поступила 06.12.2011
Принята в печать 28.12.2011
58 Известия вузов. Серия «Гуманитарные науки» 3 (1) 54-58Вы также можете почитать
