ТРАУР И ПРАЗДНИК В РЕВОЛЮЦИОННОЙ ПОЛИТИКЕ. ЦЕРЕМОНИЯ 23 МАРТА 1917 г. в ПЕТРОГРАДЕ
←
→
Транскрипция содержимого страницы
Если ваш браузер не отображает страницу правильно, пожалуйста, читайте содержимое страницы ниже
Санкт-Петербургский государственный университет
Филологический факультет
Программа «Искусства и гуманитарные науки»
Илья Сергеевич ОРЛОВ
ТРАУР И ПРАЗДНИК В РЕВОЛЮЦИОННОЙ ПОЛИТИКЕ.
ЦЕРЕМОНИЯ 23 МАРТА 1917 г. в ПЕТРОГРАДЕ
Выпускная квалификационная работа бакалавра искусств и гуманитарных
наук
Программа — История цивилизаций
Научный руководитель Семенов Александр Михайлович
Ph.D., старший преподаватель
«История цивилизаций» Смольного
института свободных искусств и наук
Рецензент Колоницкий Борис Иванович
д. и. н., ведущий научный сотрудник
Санкт-Петербургского Института
истории РАН
Санкт-Петербург
20071
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
1. Тема и исследовательский вопрос
2. Актуальность темы: почему «траур, праздник, революция»?
3. Исторический контекст: Февральская революция 1917 г.
4. Историография и исторические источники
5. Методология
6. Исследовательская гипотеза
ГЛАВА I. БЕСКРОВНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ?
1. Список «Правды»
2. Февральская мифология: Переодевания с подменой тел
3. От ста шестидесяти восьми – до ста шестидесяти девяти
4. «В это число не входят товарищи, похороненные
родственниками»
5. Погребенные на Марсовом поле
ГЛАВА II. «ВЕЛИКИЕ ПОХОРОНЫ» И БИТВА ЗА ВЛАСТЬ
1. В Петроградском Совете. Идея похорон и выступления
депутатов
2. Дворцовая пл. или Марсово поле: борьба художественных
плутократий
3. Содержание риторики. Власть ищет опоры в сакральном
4. Работа на Марсовом поле: технические аспекты
5. Организация церемонии: Сценарий, схемы, планы, инструкции
6. Победа над оружием
ГЛАВА III. ПОХОРОНЫ-ПРАЗДНИК
1. От районов к Марсову полю
2. Репрезентация власти на церемонии: Шествие вместо митинга,
пресс-конференция вместо надгробных речей
3. «Единение революционных сил» или «парад идентичностей»?
4. «Величайший национальный акт без участия церкви»
12
5. «Идеальный порядок»: самодисциплина масс или
профессионализм организаторов?
6. Районные процессии как главные герои церемонии. Тенденция
к «децентрализации» в описаниях
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
1. «Смотр революционных сил»: попытка рационализации
революционной стихии
2. Свобода Февраля и ленинский Augenblick
3. Эпилог. Жертвоприношение повторяется
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Источники
2. Историография
23
ВВЕДЕНИЕ
1. Тема и исследовательский вопрос
Настоящая работа посвящена крупнейшей манифестации 1917 г. –
торжественным похоронам жертв Февральской революции на Марсовом поле в
Петрограде 23 марта 1917 г. Рассматривается сама церемония, ее подготовка и
организация. Особое внимание уделено содержательным моментам дискуссии,
предшествовавшей церемонии, политическому значению, которое современники
приписывали этой траурной манифестации, роли публичного траурного действия в
политической борьбе, дебатам вокруг выбора места похорон, мотивам, лежавшим в
основе аргументов противостоявших сторон.
Задача настоящего исследования – не только реконструировать ход событий,
но и выявить и проанализировать их историческое содержание, показать
антропологическую связь между революцией, трауром и массовым праздником.
2. Актуальность темы: почему «траур, праздник, революция»?
На вершине революционного перелома всегда возникает фигура смерти; она
венчает собой политические изменения, принимая роль сакрального центра
публичного символического действия. Траур – это фундаментальная архаическая
форма ответа человека вызову смерти, имманентная не только самому человеку, но
устройству мира в целом, поэтому можно предположить, что и политика укоренена
в трауре несколько глубже, чем это могут продемонстрировать примеры из истории
Нового времени. Антрополог Ю.Смирнов указывает на фундаментальное соседство
и соприкосновение погребальной культуры и сферы политического: поскольку в
природе существует лишь оппозиция биос-танатос (жизнь – смерть), все
человеческие действия, связанные с обращением с умершими могут быть
причислены исключительно к человеческому сознанию, т.е. к сфере
идеологического (понятие «идеологическое» употребляется здесь в широком
смысле, как метатермин). Различные танатологические практики обнаруживают
свою причастность к области политического; символические действия
политического характера обнаруживают сходство с действиями, связанными со
смертью. Аргументом в пользу этой точки зрения может служить общность
происхождения культа мертвых и «культов вождей и героев». С точки же зрения
политической, «Основная часть действий в сфере обращения с умершими может
рассматриваться как попытка социума заново утвердить порядок, нарушенный
смертью»… заполнить образовавшуюся пустоту, устранить создавшийся перерыв и
тем самым спасти мир от хаоса, что и является основным мотивом первобытных
ритуалов», при этом «описанная мотивация присуща не только архаическому
сознанию. В редуцированном и трансформированном виде идея продления
посмертного существования», как и идея «перехода», свойственна и историческому
и естественнонаучному сознанию. Социум (на всех уровнях своей организации,
вплоть до государственного) заботится о своих (а порой и о чужих) умерших» 1 .
Вместе с тем, революционным изменениям в обществе сопутствуют не только
фигуры смерти и траура, но также и массовые празднества. Более того, траур и
праздник идут с революцией рука об руку: «по иронии судьбы, в эпоху [Великой
1
Смирнов Ю.А. Лабиринт: Морфология преднамеренного погребения. Исследование, тексты,
словарь. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1997. С. 3-5.
34
французской] революции именно погребальные церемонии – похороны Мирабо,
Лазовского, Лепелетье, Марата, Феро, Гоша, Жубера, Боннье и Робержо – получили
наибольший резонанс, – пишет историк культуры Французской революции Мона
Озуф, – В 1792 году смерть окончательно становится средоточием революционных
праздников» 2 . Заметим, что это происходит «естественным образом», подчас даже
вопреки намерениям самих устроителей празднеств. Дело не только в том, что
общая атмосфера войны и насилия, свойственная революционной эпохе,
предоставляла сколько угодно поводов для траура. Причина – в самой революции
как феноменом, связанном с процессом секуляризации общества. Публичная же
политика не в силах побороть свою тягу к сакральному, – и вытеснение религии из
публичной сферы приводит к замене религиозного (в данном случае,
христианского) на сакральное в общем смысле (например, процессии, переносящие
гражданские «сакральные» предметы вместо христианских реликвий и т.п.).
Поэтому стремление к сакральному естественным образом находит воплощение в
наиболее архаичном, универсальном ритуале – ритуале траура.
Так, во время первой революции в России, в 1905 г., одной из главных форм
революционного политического ритуала становится церемония «красных похорон»
– коллективная коммеморация в честь павших борцов за свободу. Как показывает
Н.С.Полищук, секуляризация этого траурного ритуала во многом была обусловлена
ростом атеизма среди рабочих после «Кровавого воскресения». Традиция «красных
похорон» соединявшая политику и траур, сыграла значительную роль в
пробуждении классового сознания российских рабочих, осознания ими своей роли
в обществе и себя как личности» 3 . I мировая война, ставшая для всей Европы
глобальной репрезентацией смерти, привела к появлению множества военных
мемориалов на территории всех стран-участниц сражений и зарождению (в том
числе и в России) коммеморативных практик в честь павших воинов. М. Стокдейл
отмечает, что эти коммеморативных практики 1914-1916 гг. – в том числе
специально учрежденный праздник в честь героев войны, нивелируя классовые и
имущественные различия между павшими солдатами, сыграли определенную роль
в зарождении в России основ гражданской нации 4 . Соседство политики, траура и
массового праздника мы видим и в 1917 г.: главной публичной церемонией после
свержения самодержавия становятся торжественные гражданские похороны жертв
революции в Петрограде – грандиозная политическая манифестация, соединившая
в себе глубочайшую скорбь по погибшим и радостный праздник свободы.
3. Исторический контекст: Февральская революция 1917 г.
1917 год – это ключевая историческая дата для современной России, «роковой
год» перехода от старого порядка к новому, завершение истории Российской
империи и начало истории Советской России. Февральская революция в этом
смысле является очевидным началом этого сдвига. Февральская революция
выбрана в качестве case study настоящей работы также и как пример бесспорно
«классической» революции (в отличии от революции Октябрьской, которую многие
исследователи склонны называть «переворотом»), поскольку заявленная тема (связь
2
Озуф М. Революционный праздник: 1789-1799 / Пер. с франц. Е. Ляминой. М.: 2003. С. 112-114.
3
Полищук Н.С. Обряд как социальное явление (на примере «Красных похорон») // Советская
этнография. М.: «Наука», 1991. №6. С. 26, 32.
4
Stockdale M. United in Gratitude. Honoring Soldiers and Defining the Nation in Russia’s Great War. //
Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History 7, 3 (Summer 2006). P. 459–485.
45
революции, праздника и траура) предполагает рассмотрение революции как
феномена, т.е. как философской проблемы.
4. Историография и исторические источники
Похороны жертв февральской революции – сюжет сравнительно мало
исследованный. В историографии, посвященной 1917 году, эта церемония
упоминаются обычно лишь как один из эпизодов Февральской революции.
Исключение составляет книга Б.Колоницкого «Символы власти и борьба за
власть» 5 , в которой автор рассматривает церемонию похорон жертв революции как
один из значимых фактов политической культуры Февраля, анализирует влияние
этого события на политические процессы 1917 г. Похороны жертв революции
упоминаются также в специализированной краеведческой литературе, в работах по
истории Ленинграда, и истории Марсова поля в частности 6 . Особо необходимо
отметить содержательную статью В.С Измозик «Марсово поле – Пантеон
участников Второй Российской революции 1917-1921 гг.» 7 . Однако литературы,
специально посвященной церемонии 23 марта, не существует.
Вместе с тем, событие хорошо документировано: репортажи о церемонии
публиковались во всех петроградских газетах марта 1917 г. Многочисленные
свидетельства о траурной церемонии 23 марта 1917 г. мы находим также в
дневниках и мемуарах современников и очевидцев событий. Во время похорон
было отснято множество фотографий и кинохроники. Фотографии этой церемонии,
благодаря изображенным на них многолюдным колоннам манифестантов, стали
одним из главных визуальных образов Февральской революции в современном
медиапространстве.
Источниковой базой настоящего исследования стали опубликованные
документы: протоколы, стенограммы, отчеты, резолюции и постановления
Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов (ПСРиСД) и различных
секций Совета; различные материалы периодической печати февраля-апреля 1917
г.: официальные информационные сообщения властей и обращения к населению,
газетные репортажи и разного рода сообщения о церемонии 23-го марта, о ее
подготовке и сопутствовавшей ей общественной дискуссии; доклады различных
комиссий по организации траурных мероприятий и подготовке церемонии; отчеты
о собраниях художественных и архитектурных обществ, опубликованные в
специализированных профессиональных журналах; а также источники личного
происхождения – опубликованные воспоминания и дневники очевидцев,
участников и современников событий.
Документы ПСРиСД – органа революционной власти, взявшего на себя
основную работу по подготовке и проведению похорон – позволили восстановить
общую картину подготовки похорон жертв революции, показать ключевые
моменты дискуссий вокруг организации церемонии, выстроить хронологию
принятия тех или иных решении.
5
Колоницкий Б. И. Символы власти и борьба за власть: К изучению политической культуры
российской революции 1917 года. СПб, 2001.
6
См. напр.: Слобожан И. Марсово поле. Л., 1963.
7
Измозик В.С. Марсово поле – Пантеон участников Второй российской революции 1917-1921 гг. //
Петербургская историческая школа: Альманах. Приложение к журналу для ученых «Клио». СПб.:
Нестор, 2002. – Второй год выпуска: памяти В.И. Старцева.
56
Репортажи, информационные сообщения властей и обращения к населению,
опубликованные в петроградских газетах марта 1917 г. были использованы в
данной работе как источник, представляющий данные о церемонии 23 марта 1917
года, ее подготовке и организации.
Дневники и воспоминания современников послужили в качестве материала,
воссоздающего общее впечатление от церемонии 23 марта на очевидцев событий.
Эти источники представляют также различные оценки политического, социального,
и культурного значения церемонии похорон, исходящие из различных
политических позиций и культурных ориентиров авторов. Ряд источников личного
происхождения позволили существенно уточнить позиции противоборствующих
сторон в дискуссии о выборе места захоронения, раскрыть содержание этого
противостояния. В эту группу источников входят воспоминания члена
Исполнительного комитета Петроградского Совета Н.Суханова, воспоминания
управляющего делами Временного правительства в марте 1917 г. В.Набокова,
дневники посла Франции в России в 1917 г. М.Палеолога, дневники писательницы
З.Гиппиус, дневники члена Комиссии по делам искусств Петроградского Совета
рабочих и солдатских депутатов, художника и искусствоведа А.Бенуа,
воспоминания члена Исполнительного Комитета Совета рабочих и солдатских
депутатов «народного социалиста» В.И.Чарнолуского. Особенно ценным
материалом оказались редакционные статьи, разного рода авторские колонки и
«лирические» журналистские комментарии, опубликованные в петроградских
газетах марта 1917 г. – эти источники позволили показать политическое и
культурно-антропологическое содержание целого ряда символических аспектов
церемонии 23-го марта, проиллюстрировали поразительную степень сакрализации
этого события на дискурсивном уровне.
5. Методологические основания
Настоящее исследование опирается на французскую школу историков-
ревизионистов Французской революции, настаивающих на необходимости
разделения между объективной историей революции, т.е. ее реальным содержанием
– и революционным мифом, т.е. тем смыслом, который вкладывали в свои действия
сами революционеры. В этой методологической перспективе революция предстает
не как монолитное единство, а как сумма событий, подчас политически
разнонаправленных; события же революции не обязательно детерминированы
экономическими факторами, борьбой за власть или дореволюционной ситуацией с
ее экономическими, политическими и культурными тенденциями, поскольку
революция способна порождать собственные новые смыслы и положения. Важно
подчеркнуть, что данный подход не совпадает с т.наз. культурной историей,
поскольку далек от культурного детерминизма. Центральное место здесь занимает
понимание революции как особого антропологического феномена, внимание к
повседневной жизни общества и политическому ритуалу. В этом смысле,
важнейшим методологическим ориентиром для настоящего исследования стала
монография М. Озуф «Революционный праздник 1789-1799» 8 . Праздник и
сакральное, праздник и траур, связь праздника, утопии и революции – фактически
каждый из этих вопросов, поднимаемых Озуф в связи с феноменом
революционного праздника во Франции 1789-1799 гг., может быть переадресован
праздникам Русской революции. Между тем, в советской и российской
8
Озуф М. Революционный праздник: 1789-1799 / Пер. с франц. Е. Ляминой. М., 2003.
67
историографии эти вопросы до сих пор не были по-настоящему поставлены, хотя
влияние политического дискурса Французской революции на события в России, а
также некоторая общность «антропологической ситуации» революции не вызывает
сомнений. Все это делает работу Озуф чрезвычайно актуальной и для
исследователя праздников Русской революции. Не выходя формально за рамки
собственно исторического исследования и языка исторической науки, работа Озуф
«перекидывает мостик» между историей, философией и социологией.
Революционный праздник понимается как своего рода «свидетель» революции, а
рассказ о нем – как способ рассказать о самой революции, ее содержании и
драматических изменениях, переживаемых обществом. Этот подход близок с одной
стороны – традиции французской социологии, с другой стороны – французской
культурной антропологии и философии XX в.
Обозначенная выше традиция французской культурной антропологии значима
и для настоящего исследовательского проекта. Речь идет, прежде всего, о работах
авторов, входивших в круг «Коллежа социологии» (Ж.Батай, П.Клоссовски,
Р.Кайуа, Ж.Полан, Ж.Дютюи и др.). Эта традиция связана, с одной стороны, с
французской школой социологии (Э.Дюркгейм, М.Мосс, Л.Леви-Брюль), с другой
стороны, с феноменологической традицией и немецкой классической философией,
наследием Г.В.Ф.Гегеля и его интерпретатора А.Кожева. Для авторов «Коллежа»
характерен интерес к исследованию архаических практик, поиск в современности
универсалистских архаических черт, имманентных самому бытию человека. Особое
значение с этой точки зрения обретают ритуалы связанные со смертью – похороны,
казнь, жертвоприношение. Обозначенное направление работы выводит не только на
французскую культурную антропологию, но также и на традицию исторической
герменевтики, которая подразумевает анализ исторического материала не только в
собственно историческом, но в общезначимом, философском ключе: речь идет не
только об установлении причинности внутри сюжета путем его рассмотрения через
призму различных исследовательских парадигм, а и об анализе возможностей с
помощью описания событий на языке философии.
Настоящее исследование опирается также на материалы работы
Ю.А.Смирнова 9 , посвященной древним практикам обращения с умершими
(танатология, некрология и тафология как вспомогательные дисциплины в рамках
антропологии и археологии). Эти материалы предоставляет «теории среднего
уровня», дополняющие исторический и антропологический анализ.
Таким образом, настоящий исследовательский проект является
междисциплинарным: на стыке истории, философии и культурной антропологии.
6. Исследовательская гипотеза
В качестве исследовательской гипотезы рассматривается следующее
положение: массовая траурная церемония 23-го марта 1917 г. представляет собой
актуализацию фундаментальных антропологических проблем, связанных с
«пришествием современности» в Россию. Ситуация марта 1917 г. – это не ситуация
«республики», а ситуация «монархии в состоянии восстания» 10 , т.е. подвижная,
неопределенная ситуация, способная порождать собственные смыслы и положения,
не обязательно совпадающие с интенциями и заявлениями участников событий.
9
Смирнов Ю. А. Лабиринт: Морфология преднамеренного погребения. Исследование, тексты,
словарь. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1997.
10
Клоссовски П. Маркиз де Сад и революция // Коллеж социологии. СПб.: Наука, 2004. С. 338.
78
Поэтому массовый траурный революционный праздник 23-го марта нельзя
рассматриваться лишь как простое пропагандистское мероприятие, «послушную
идеологическую машину», но как проявление архаического, универсалистского в
современности, как сложный антропологический феномен, порожденный
революцией.
ГЛАВА I. БЕСКРОВНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ?
«Бескровность» Февральского восстания 1917 г. – не столько предмет
историографической дискуссии, сколько фигура речи, призванная подчеркнуть
различие между 2-й и 3-й русскими революциями. Речь здесь идет не столько о
самом революционном моменте, моменте свержения прежней власти, который и
есть для революции «момент истины», а скорее – о его историческом продолжении:
терроре либо его отсутствии. Парадокс же заключается в том, что как раз в плане
этого первоначального, субверсивного момента, напрямую связанного с уличным
насилием, Февральская революция была куда более «настоящей», чем революция
Октябрьская. В свидетельствах очевидцев Февраль предстает не только как
«праздник», но и как катастрофа: Невский проспект, поливаемый пулеметным
огнем, повсеместные стычки в переулках, погромы кафе и магазинов, уличные
грабежи, сведение личных счетов и самовольные расправы – все это обнажало
перед современниками серьезность совершающихся событий, внушало ощущение
неумолимо надвигающихся исторических перемен. Страх, страдание, смерть
становились осязаемыми, зримыми.
1. Список «Правды»
Точное число жертв Февральской революции не установлено. В традиционной
советской историографии, касавшейся этого вопроса, «бесспорной» цифрой
считались «1382 убитых и раненых». Источник, из которого эти данные
неоднократно заимствовались, это – вне всяких сомнений – газета «Правда»,
поместившая на первой полосе 23-го марта 1917 г. (т.е. в день похорон жертв
революции в Петрограде) сообщение в траурной рамке: «В дни революционных
событий в Петрограде пострадало 1382 человека» 11 .
В более поздней историографии данные об общем количестве пострадавших
возрастают. Так, С.П.Мельгунов называет цифру в 1656 человек 12 , а Э.Н.Бурджалов
говорит о «приблизительном количестве убитых и раненых – около 2000
человек» 13 .
Заметим, что все эти источники говорят лишь об общем числе пострадавших,
неизменно объединяя количество убитых и раненных в одно число. Так, «Правда»,
вместо точного количества погибших приводит данные лишь о социальном статусе
всех сразу – и убитых, и раненых: «воинских чинов – 869, рабочих – 237, других
11
Цит. по: Великая Октябрьская социалистическая революция: Хроника событий. Т. 1: 27 февраля –
6 мая 1917 года. М.: Издательство Академии наук СССР, 1957. С. 270.
12
Мельгунов С.П. Мартовские дни 1917 года. Париж, 1961. С. 75; Цит. по: Февральская революция
1917 г: Сборник документов и материалов / Сост. О. А. Шашкова. М.: РГГУ 1996. С. 319.
13
Бурджалов Э. Н. Вторая русская революция: Восстание в Петрограде, М., 1967. С. 403-405;
Цит.по: Февральская революция 1917 г: Сборник документов и материалов / Сост. О. А. Шашкова.
М.: РГГУ 1996. С. 319.
89
граждан – 276 человек» 14 . Таким образом, с одной стороны, создается впечатление
статистической достоверности, с другой стороны, цифра «1382 погибших и
пострадавших» выглядит как внушительное число жертв. При этом вопрос о
точном количестве жертв так и остается не до конца проясненным. Ведь «1382
погибших и пострадавших» можно с равным основанием расценивать и как «1000
убитых и 382 раненых», и как «1000 раненых и 382 убитых» – а это явно не одно и
то же.
Историографическому анализу вопроса посвящена статья академика
П.В.Волобуева. Особенно ценным в этой работе представляется указание на
идеологическое значение подобной статистики, используемой, подчас, в качестве
инструмента политической риторики:
«следует со всей прямотой высказаться против такого способа научной
аргументации, при котором большое число жертв со стороны борцов за дело
революции приводится в качестве подтверждения руководящей роли
большевистской партии в революционных событиях. Наша партия всегда бережно
относилась к кадрам революционных борцов… Величайший в истории переворот,
победа Октябрьского вооруженного восстания, который был – в отличие от
Февральской буржуазно-демократической революции – осуществлен действительно
под полным и безраздельным руководством нашей партии, именно потому и
повлек, как известно, лишь единичные жертвы» 15 .
Исходя из этого тезиса, П.В.Волобуев предлагает критически рассматривать и
официальные сведения, опубликованные в прессе марта 1917 года:
«Поскольку регистрация ранения или заболевания сопровождалась
различными формами вспомоществования, многие петроградские обыватели,
зачастую вовсе не причастные к революционному движению, стремились
представить себя пострадавшими вследствие революционных событий….. К
погибшим участникам революции были причислены многие лица, убитые как в
революционные, так и особенно в послереволюционные дни (на протяжении трех
недель) по случайным причинам (беспорядочная стрельба, грабежи...). Именно
поэтому, хотя на 17-е марта регистрационное бюро [Союза городов и
объединенного студенчества] насчитало 169 убитых, к 23-му марта их число
возросло, и было похоронено уже 180 человек» 16 .
Продолжая свою аргументацию, П.В.Волобуев делает предположение, что
«некоторые из убитых полицейских были похоронены в числе павших борцов
революции как неопознанные… Родственники убитых народом городовых вряд ли
были заинтересованы в их опознании», кроме того, «в революционные дни многие
из городовых переодевались (sic!) в солдатскую или штатскую форму и их трупы
могли быть зарегистрированы как «неизвестный рабочий», «неизвестный солдат» 17 .
2. Переодевания и подмена тел: Февральская мифология?
Изучая петроградскую прессу марта 1917 г. и целый ряд выпущенных «по
горячим следам» брошюр, рассказывающих о февральских днях, нельзя не обратить
14
Великая Октябрьская социалистическая революция: Хроника событий. Т. 1: 27 февраля – 6 мая
1917 года. М.: Издательство Академии наук СССР, 1957. С. 270.
15
Волобуев П.В. По поводу числа убитых и раненых в Петрограде в дни Февральской буржуазно-
демократической революции 1917 года. // Академик П.В. Волобуев. Неопубликованные работы.
Воспоминания. Статьи. М.: Наука, 2000. С. 76.
16
Там же. С. 75.
17
Там же. С. 75-76.
910
внимания на часто повторяющийся мотив «переодевания» городовых в
гражданскую одежду – о чем упоминается и в цитируемой выше статье
П.В.Волобуева. Интерпретация этих описаний требует определенной осторожности.
Как показывают источники, к 25-му февраля, когда часть правительственных сил
(казаки и солдаты) уже рассматривалась манифестантами в качестве потенциальных
союзников, с образом «врага» стойко ассоциировались полицейские. В
соответствии с этой картиной, врагу приписывали не только прямое враждебное
действие, но и лицемерие, коварство: в текстах неоднократно появляются
сообщения о «переодетых солдатами городовых и околоточных надзирателях,
стреляющих в мирную толпу» 18 . При этом «переодетые» полицейские либо
стреляют из укрытий (с крыш, из окон Европейской гостиницы, с башни Городской
думы), либо «спрятавшись за спинами солдат» 19 . Так, автор одной из брошюр,
описывая столкновение у Финляндского вокзала, сообщает что «стрельбу, как
потом выяснилось, произвели прятавшиеся за спинами солдат городовые,
переодетые в штатское платье или солдатскую одежду» 20 . В другом месте автор
брошюры заявляет, что «городовые стреляли из засад, переодевшись в форму
солдат Волынского и Литовского полков» 21 , а «переодетые полицейские стреляли в
толпу из окон Европейской гостиницы и с башни Городской думы» 22 . При этом не
вполне ясно, зачем нужно «переодеваться», если сам «переодетый» находится в
укрытии, т.е. практически вне зоны видимости. Повторяющиеся сообщения о
«переодеваниях» вызывают некоторые сомнения и с точки зрения здравого смысла:
провокации подобного рода могли лишь усилить беспорядки; «силовой» вариант
подавления революции к этому моменту уже осуществлялся, следовательно,
властям вряд ли требовалось создавать искусственные поводы, провоцирующие
применение насилия. Скорее, возникновение подобных слухов можно отнести к
типичному для революционной ситуации конспирологическому стилю мышления
(выискивание «провокаций», «заговоров», «темных сил»), что не могло не
проявиться в условиях февральского уличного хаоса.
Слухи о «подмене трупов», о «похороненных на Марсовом поле городовых,
переодетых в рабочую одежду», и даже о захоронении «набитых хламом гробов»
(за неимением достаточного количества убитых революционеров) распространены
в художественно-исторической публицистике консервативного толка и в
источниках личного происхождения, авторы которых относились к революции по
меньшей мере сдержанно 23 . Одновременно, в историографии Февральской
революции не встречаются данные и ссылки на архивные документы, которые
могли бы послужить подтверждением этих сведений.
Не слишком правдоподобным выглядит и предположение, что родственники
убитых городовых «не были заинтересованы в их опознании» 24 . Такую ситуацию
трудно представить с этической точки зрения: неужели жена или мать способна
18
А. Евг. Начало великой русской революции // Наша старина. Ежемесячный литературно-
исторический журнал. Пг.1917. № 3; Последовательный перечень революционных событий по
сообщениям газет: «Русская воля», «Новое время», «Русское слово», «Утро России», «Речь», «День»,
«Киевлянин» и «Киевская мысль». Киев. 1917.
19
Там же.
20
Там же.
21
Там же.
22
Там же.
23
См., напр.: Бенуа А. Н. Мой дневник: 1916-1917-1918. М.: Русский путь, 2003; Солженицын А. И.
Красное колесо. Узел III. Март семнадцатого. Глава 555. М., 1993; Гиппиус З. Дневники. М.: НПК
«Интелвак», 1999. Кн.1.
24
Волобуев П.В. Указ. соч. С. 76.
1011
отказаться от прощания со своим покойным мужем или сыном, даже не придти
взглянуть на его мертвое тело, руководствуясь при этом какими бы то ни было
«политическими» обстоятельствами? – тем более, что процедуры опознания
проходили, конечно, не на улице, среди возбужденной революционной толпы, а в
моргах при городских больницах. Кроме того, в источниках упоминается о том, что
в начале марте на петроградских кладбищах состоялись похороны городовых,
погибших в столкновениях с манифестантами и «всех тронули умилительные
похороны этих «обратных жертв революции» 25 .
3. От ста шестидесяти восьми – до ста шестидесяти девяти
Неверно и утверждение о том, что данные о числе пострадавших в Петрограде
в февральские дни «впервые появились в печати в день похорон 23- го марта» 26 . В
действительности же, сведения о числе жертв уличных боев появляются в печати
гораздо раньше. Уже 7-го марта «Маленькая газета» сообщает, что общее
количество опознанных жертв революции составляет 168 человек. «К этой цифре,
однако, надо прибавить еще несколько жертв еще не опознанных. Фотографические
снимки с них произведены», – добавляет «Маленькая газета», ссылаясь на
председателя Санитарной комиссии Городской думы, где накануне (6-го марта)
состоялось совещание, посвященное данному вопросу 27 .
Несомненно, значительную роль в деле сбора данных о количестве
пострадавших сыграл сам факт принятия Советом рабочих и солдатских депутатов
решения провести торжественные похороны жертв революции. Так, 6-го марта,
созданная Советом «Комиссия по организации похорон жертв революции»
обращается на страницах «Известий» к организациям и частым лицам с призывом
оказывать «безусловное содействие.. лицам, уполномоченным Советом депутатов
для выяснения количества и места нахождения трупов товарищей, павших за
свободу» и направлять все сообщения и справки в адрес Комиссии по организации
похорон 28 .
В последующие дни на страницах тех же «Известий» похоронная комиссия
Совета все более настоятельно «просит все больницы и лазареты прислать списки
всех убитых и похороненных пострадавших во время революции», а затем уже и
твердо заявляет, что больницам «вменяется в обязанность немедленно доставить в
комиссию не позднее 14-го марта сведения об убитых, раненых и находящихся на
излечении 29 .
Однако главную работу по сбору сведений о погибших и пострадавших берет
на себя «Центральное регистрационно-справочное бюро о раненых и убитых в дни
революции в Петрограде, организованное санитарным и статистическим отделом
городского комитета Союза городов при содействии объединенного студенчества»
(далее – «Регистрационно-справочное бюро Союза городов и объединенного
студенчества»). В задачи Бюро входило «зарегистрирование раненых и убитых,
учет наличных назахороненных трупов и содействие к их захоронению; учет семей
раненых и убитых и их состав на предмет оказания помощи нуждающимся семьям
25
Бенуа А. Н. Мой дневник: 1916-1917-1918. М.: Русский путь, 2003. С. 161.
26
Волобуев П.В. Указ. соч. С. 75.
27
Число жертв революции // Маленькая газета. №55 (853), 7 марта 1917. С. 2.
28
Известия. №7, 6 марта 1917. С. 4.
29
Известия. №11, 10 марта 1917. С. 2; От похоронной комиссии // Известия №13, 12 марта 1917. С. 3,
6.
1112
со стороны различных организаций; зарегистрирование частных лазаретов,
образовавшихся в дни революции, и содействие к их разгрузке на предмет оказания
раненым рациональной помощи; а также выдача справок о раненых и убитых». Как
и похоронная комиссия Совета, Бюро обращалось на страницах «Известий» к
населению с просьбой «доставлять сведения о раненых и убитых (последних
похороненных и непохороненных), не бывших в лечебных заведениях, а
находившихся и находящихся в частных квартирах, со сведениями о каждом: 1)
имя, отчество, фамилия; 2) возраст; 3) социальное положение и профессия; 4)
характер ранения (легко, тяжело, убит); 5) адрес пострадавшего или его семьи» 30 .
Как было показано выше, сведения о «168 убитых и еще нескольких
неопознанных», т.е., по крайней мере, о 170 жертвах революции (слово
«несколько», разумеется, не может означать менее двух) появились 7-го марта на
страницах «Маленькой газеты».
Однако уже 12-го марта в некоторое противоречие с этими данными входят
сведения газеты «Речь», опубликовавшей список пострадавших, «составленный по
данным осведомительного отдела общественного градоначальства». В списке
указывались имена, возраст, социальное положение пострадавших, а также
больницы, куда они были доставлены. Как сообщалось, большинство было убито и
ранено 27-го и 28-го февраля и 1-го марта. Всего же в больницы было «доставлено
82 трупа убитых и 173 раненых, причем большинство раненых падает на
Обуховскую больницу, которая обслуживает центральные улицы». Газета давала
понять при этом, что эти данные отнюдь не являются исчерпывающими, т.к. «в
списке не указано число убитых и раненых 26-го февраля, в день расстрела старой
властью прохожих на Знаменской площади, Невском пр. и др. улицах» 31 .
Аналогичная публикация появляется 12-го марта и в газете «День» 32 .
Вслед за этим, осведомительный отдел общественного градоначальства
уточняет эти сведения, сообщая уже о 87 убитых и 260 раненых, а газета «Речь»
дополняет к этому новый список, составленный при участии регистрационно-
справочного бюро Всероссийского Союза городов и объединенного студенчества
по состоянию на 17-е марта. Это еще «335 раненых, в том числе 22 женщины. Из
этого числа раненых, 56 человек умерли. Большинство раненых и убитых –
матросы и солдаты. Есть раненые случайные прохожие» 33 . Таким образом, речь
идет уже о 143 погибших (87+56) и 539 раненых, т.е., в общей сложности о 682
пострадавших.
Наконец, 23-го марта, в день похорон жертв революции, сразу несколько
петроградских газет публикуют данные, согласно которым количество
пострадавших вновь возрастает – хотя авторы публикаций продолжают при этом
ссылаться на данные регистрационного бюро Союза городов, датированные тем же
числом – 17-м марта.
«На 17-е марта в регистрационно-справочном бюро Всероссийского
Союза городов и объединенного студенчества имелись сведения о 1443
убитых, раненых и больных жертвах революции в Петрограде; из них
значилось … убитых и умерших от ран 169… Кроме того, убитых и раненых
30
Убитые и раненые // Известия №15, 15 марта 1917. С. 8.
31
Убитые и раненые в дни революции // Речь. №61, 12 марта 1917. С. 6.
32
День. №7, 12 марта 1917. С. 3.
33
Убитые и раненые в дни революции // Речь. №65, 17 марта 1917. С. 5
1213
полицейских чинов и жандармов в бюро зарегистрировано 61… из общего
числа убитых 11, раненых 50» 34 .
Несмотря на уверения газеты «Речь» в том, что «сведения продолжают
поступать… ежедневно, и бюро [Союза городов и объединенного студенчества]
принимает все меры к тому, чтобы список жертв русской революции в ее
начальном и основном центре был по возможности исчерпывающим» 35 , газетные
публикации последующих дней не добавляют к этому списку ничего нового 36 .
4. «В это число не входят товарищи, похороненные
родственниками».
Итак, исторические источники предоставляют нам два «списка жертв
революции» – «канонизированный» традиционной советской историографией
«список «Правды» из 1382 убитых и раненых (без указания конкретного количества
тех и других) и – список Центрального регистрационно-справочного бюро Союза
городов и объединенного студенчества, сообщающий о «1443 пострадавших, из
которых убитых или скончавшихся от ран – 169.
Простая арифметическая операция вычитания числа 61 (убитые и раненые
жандармы, по сведениям Союза городов) из 1443 (общее количество убитых и
раненых, под данным того же источника) дает цифру 1382, открывая, таким
образом, происхождение данных, опубликованных в «Правде». Интенция очевидна:
«Правда» просто не включает погибших и пострадавших полицейских в число
жертв.
Тем не менее, данные «Бюро Союза городов» также не могут быть признаны
исчерпывающими. По сообщениям того же «Бюро», «убитые и раненые могли
находиться не только в больницах, но и в частных квартирах». Следовательно, нет
никакой уверенности в том, что сведения об этих людях были предоставлены
официальным организациям.
Кроме того, многие жертвы февральских уличных боев были похоронены
родственниками еще в начале марта, о чем еще 7-го марта сообщали «Биржевые
ведомости»: «много трупов уже предано земле на Смоленском, Охтинском и др.
кладбищах. Похоронены, главным образом, борцы за свободу, павшие в первые дни
Революции» 37 . Бывало, и что тела погибших увозили из Петрограда, чтобы
похоронить на их родине. Это касалось, в частности, военнослужащих: «22-го
марта состоялись гражданские похороны двух жертв революции нижних чинов
гвардии Финляндского полка, павших во время обстрела с чердаков.… По
прибытии на Николаевский вокзал тела павших за свободу были установлены в
вагоне отходящего поезда. Погребение состоится на родине» 38 , – сообщало «Новое
время».
Остается открытым вопрос, были ли сведения об этих погибших поданы в
«Бюро Союза городов», Похоронную комиссию Совета или в другие организации.
Отметим также, что выше шла речь лишь об опубликованных сообщениях о
похоронах, осуществленных родственниками погибших; сведения же о числе таких
случаев не приводятся. Одновременно, похоронная комиссия Совета в своем
«Отчете…», помещенном 23 марта в «Известиях», говоря о «180-ти
34
Рабочая газета. №15, 23 марта 1917. С. 3; Речь. №70, 23 марта 1917. С. 4.
35
Речь. №70, 23 марта 1917. С. 4.
36
См. напр.: Русское слово. №67. 24 марта 1917. Цит. по: Февральская революция 1917 г: Сборник
документов и материалов / Сост. О. А. Шашкова. М.: РГГУ 1996. С. 319.
1314
зарегистрированных жертвах революции», подчеркивает, что «в это количество не
входят товарищи, похороненные родственниками» 39 (курсив мой – И.О.). Таким
образом, с большой долей уверенности можно утверждать, что ни опубликованные
в газетах данные «бюро Союза городов», ни тем более данные «Правды» о
количестве жертв Февральской революции не являются полными.
5. Погребенные на Марсовом поле
Неопределенность присутствует и в вопросе о количестве похороненных в
братской могиле на Марсовом поле 23-го марта 1917 г. Явные противоречия можно
встретить даже в пределах одной газетной статьи. Так, «Новое время» от 25 марта
на стр.3 утверждает, что «в Петрограде состоялись похороны 181 жертвы
революции»; однако уже на четвертой странице того же издания говорится, что
«процессиями, принимавшими участие в похоронах, было перенесено 184 гроба».
Впрочем, к концу репортажа журналисты «Нового времени» все же возвращаются к
своей первоначальной версии и констатируют, что «вот показывается последняя
колонна и в могилу опускают 181-й гроб» 40 .
Между тем, и «Биржевые ведомости», и «Речь» утверждают, что «всего в
братскую могилу было опущено 184 гроба» 41 . Те же данные приводит «Доклад
комиссии [архитекторов Шреттера, Руднева, Шиловского и Домбровский] по
устройству братской могилы жертв революции», в котором указывается, что
«жертвы, в числе 184, были уложены в оцинкованные гробы, вложенные в
деревянные» 42 .
По версии же официального органа ПСРиСД – «Известий», 23-го марта на
Марсовом поле были преданы земле 180 гробов с телами жертв революции 43 . С
этим согласны и анонимные авторы «Альбома Великих Похорон Жертв Революции
в Петрограде», сообщавшие о «180 гробах с жертвами» 44 и «Маленькая газета»,
сообщавшая, что на Марсовом поле было «похоронено 180 гробов» 45 .
ГЛАВА II. «ВЕЛИКИЕ ПОХОРОНЫ» И БИТВА
ЗА ВЛАСТЬ
1. В Петроградском Совете. Идея похорон и идеи депутатов
Вопрос о торжественном захоронении погибших был инициирован
Петроградским советом уже в первые дни после Февральского восстания. Первое
37
Биржевые ведомости. №16123, 7 марта 1917. С. 2.
38
Новое время. №14734, 23 марта 1917. С. 6.
39
Отчет Комиссии по устройству похорон // Известия. № 22, 23 марта 1917. С. 3.
40
Новое время. №14735, 25 марта 1917.
41
Биржевые ведомости. №16151, 24 марта 1917. С. 2; Речь. №71, 25 марта 1917. С. 4.
42
Шреттер Е. Ф., Руднев Л. В., Шиловский А. Л., Домбровский С. В. Доклад комиссии по
устройству братской могилы жертв революции // Архитектурно-художественный еженедельник
(журнал Общества архитекторов-художников). 1917 г. № 10-14 (12 апреля). С. 76.
43
Отчет Комиссии по устройству похорон // Известия. № 22, 23 марта 1917. С. 3.
44
Альбом Великих Похорон Жертв Революции в Петрограде. 23 марта 1917 года. Петроград:
Издание С. Собчинского и Плевковского, 1917. С. 3.
45
Петров В. День памяти последних жертв царизма // Маленькая газета. №70 (868), 25 марта 1917.
С. 2.
1415
упоминание планируемых похорон в протоколах заседаний Совета относится к 4
марта 1917 г. Вопрос включен в повестку дня солдатской секции Совета под №6
(«Похороны героям революции. О дне назначения») и зафиксирован в нескольких
вариантах протокола 46 . Однако, в связи с обилием текущих дел, до этого пункта
повестки дня обсуждение так и не дошло 47 .
На следующий день, 5 марта о предстоящих похоронах говорили уже на
общем собрании Совета 48 . Как сообщали «Известия ПСРиСД», этот вопрос
обсуждался первым, и «ряд ораторов произнесли прочувствованные речи,
посвященные героям восстания против тирании» 49 .
В реплике неназванного депутата, зафиксированной в протоколе собрания,
уже угадываются черты будущей церемонии: «10 марта Совет р. и с. д.
орг[анизованно] хоронит [жертвы революции]. Торж[ественные] похороны жертв
революции. Ни один рабочий не буд[ет] у станка. Весь пролетариат [выйдет] на
улицы, вместе с армией, заводами, частями [пройдут] по улицам в порядке, который
разр[аботает] комис[сия]» 50 .
На обсуждение ставятся три вопроса, касающиеся похорон: 1) Проводить
церемонию отдельно в каждом районе или устроить общие похороны? 2) какими
должны быть похороны – гражданскими или церковными? 3) Место похорон.
В выступлении депутата Пумпянского (члена Исполкома Московского Совета
рабочих депутатов) впервые звучит предложение устроить похороны на Марсовом
поле и провести принципиально гражданскую церемонию без церковного обряда.
Кроме того, депутат увязывает вопрос о месте похорон – с будущим местом
расположения Учредительного собрания: «[за] кровь, которая вылилась из них, я
[бы] предложил похоронить всех в одной могиле. (…) Похороны единые, без попов,
на Марсовом поле – [месте] победы революции. (…) Комиссия устанавливает на
собрании[Совета место], что всей России нужно знать, но все же первенство
должно остаться за Петроградом для будущего Учредительного собрания (…)» 51 .
Еще один важный мотив, прозвучавший в выступлении Пумпянского –
политическое значение церемонии. Он настаивает именно на общих (в братской
могиле) похоронах, а не порайонных, поскольку в первом случае похороны
становятся политической манифестацией, призванной объединить революционные
силы: «С днем 10 марта, может быть, тогда соединиться и вся Россия» 52 .
Депутат предложил также продумать порядок шествия и привлечь «известные
воинские части», которые должны будут выстроиться на площади шпалерами.
Таким образом, церемония приобретает и некоторые черты военного парада, т.е. -
государственного церемониала, легитимирующего революцию.
В качестве места похорон рассматривались несколько вариантов – Марсово
поле, площадь перед Казанским собором, Таврический сад, Дворцовая площадь,
Знаменская площадь и Летний сад. Пумпянский замечает: «Для солдат павших
46
Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов в 1917 году: Протоколы, стенограммы и
отчеты, резолюции, постановления общих собраний, собраний секций, заседаний Исполнительного
комитета и фракций, 27 февраля – 25 октября 1917 года. СПб.: Библиотека «Звезды», 1993. Т. 1. СС.
107, 117, 124, 126.
47
Там же. С. 127.
48
Там же. С. 132.
49
Известия. №7, 6 марта 1917. С. 3.
50
Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов в 1917 году: Протоколы… С. 143. Здесь и
далее расшифровка стенограммы приводится по публикации в сборнике.
51
Там же.
52
Там же. С. 144.
1516
самое правильное место – Марсово поле, рабочие желают Дворцовую площадь, где
они пережили 9 января 1905 г». В речи депутата вновь появляется мотив связи
места похорон и места будущего Учредительного собрания: «[Это место] еще
подходящее потому, [что] в Зимнем дворце будет Учредительное собрание» 53 .
Вопрос о том, будут ли похороны «гражданскими или церковными» оказался
наименее дискуссионным и практически не поднимался в прениях, – депутаты были
единодушны в решении провести похороны как общегражданский политический
акт поминовения тех, что отдал свои жизни за свободу. «Божественная
легитимность» старого режима только что была опровергнута революцией, и
потому церковная церемония оказывалась неуместной на похоронах тех, что был
причастен к этому ниспровержению.
По итогам заседания, похороны были назначены на 10 марта. Было принято
решение, что они будут общие (в братской могиле), «всенародные,
общегражданские [без церковного обряда, который будет совершен
родственниками убитых по их убеждению]», а местом захоронения избрана
«громадным большинством» Дворцовая площадь, где будет установлен памятник 54 .
Как поясняли «Известия», Дворцовая площадь «избрана (…) как то место, где пали
жертвы 9 января 1905 г., как символ крушения того места, где сидела гидра дома
Романовых» 55 .
Разработка всех деталей вопроса была поручены «городской и районным
«комиссиям по похоронам жертв революции» 56 . Кроме того, в принятой Советом
резолюции день 10 марта был назначен «днем праздника великого освобождения
народа», а его празднование решено «установить в календарном порядке» 57 . Это
решение было закреплено в особом постановлении Совета, опубликованном 6
марта в «Известиях» – день похорон объявлялся «днем воспоминания о жертвах
революции и всенародным праздником Великой Русской Революции на все
времена» 58 . Другое постановление Совета – «О возобновлении работ на
промышленных предприятиях» – помещенное в том же номере газеты, объявляло
«день похорон жертв старого правительства, павших за свободу народа» выходным
днем 59 .
Комиссия по похоронам жертв революции, в свою очередь, призывала «до 10
марта не предавать земле трупы павших борцов, находящиеся в настоящий момент
в больницах, лечебницах и пр. Лицам, уполномоченным Советом Депутатов для
выяснения количества и места нахождения трупов товарищей, павших за свободу,
должно быть оказываемо безусловное в том содействие» 60 .
К разработке идеи провести похороны на Дворцовой площади приступили
немедленно. Так, по сообщению журнала «Зодчий», на собрании похоронной
комиссии «были даже предложения снести Александровскую колонну, как бы
уничтожив тем самым памятник царизма и воздвигнув на его месте монумент
53
Там же.
54
Там же. С. 146.
55
Известия. №7, 6 марта 1917. С. 3.
56
Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов в 1917 году: Протоколы….С. 143-144.
Решение о создании таких комиссий в имеющихся протоколах заседаний Совета не зафиксировано,
однако «Известия» №7 (6 марта) сообщает, что «Для устройства и планомерного проведения
похорон конструирована похоронная комиссия» (С.3).
57
Там же. С. 146.
58
Известия. №7, 6 марта 1917. С. 4.
59
Там же. С. 1.
60
Известия. №7, 6 марта 1917. С. 4.
1617
свободы на телах погибших при завоевании ее. Депутат Караулов предлагал
сделать могилу на месте нового сада при Зимнем дворце против Адмиралтейства,
сняв решетку, воздвигнутую после 1905 года и ставшую символом отделения царя
от народа» 61 .
2. Дворцовая площадь или Марсово поле: борьба
художественных плутократий.
Итак, организацию похорон жертв революции с самого начала взял на себя
Совет рабочих и солдатских депутатов. Вместе с тем, в соответствии с самими
принципами работы Совета, обсуждение вопроса о похоронах с самого начала
носило публичный, демократический характер; фактически каждое решение, так
или иначе касающееся похорон, сразу же предавалось гласности на страницах газет
– и левых, и «буржуазных» 62 . Поэтому дискуссия, продолжалась не только в
Совете, но и за его пределами. В адрес организаторов церемонии поступали
предложения помощи, высказывались разного рода идеи – в том числе совершенно
фантастического характера. Так, 8 марта в Совет Рабочих Депутатов явился «член
Исполнительного Комитета Совета Солдатских Депутатов (по-видимому, имеется в
виду солдатская секция Совета – И.О.) А.Н. Матвеев и от имени состава главного
аэродрома управления военно-воздушного флота заявил, что военные летчики
просят оказать им великую честь и разрешить с аппарата опустить венок на
братскую могилу». При этом представитель летчиков подчеркнул, что «аппарат
опустится очень низко, чтобы возложить венок» и просил комиссию по устройству
похорон «принять все меры к тому, чтобы население, которое будет присутствовать
на похоронах, не беспокоилось появлением аэроплана и чтобы не повторилась та
печальная история, когда аэроплан, появившись в первые дни революции над
Таврическим дворцом и салютуя революционерам, вызвал стрельбу вверх».
Похоронная комиссия отнеслась к предложению летчиков вполне благосклонно и
пообещала оповестить население 63 . О дальнейшей судьбе этой идеи источники
умалчивают.
Однако наибольший резонанс в обществе вызвало решение Совета назначить
местом похорон Дворцовую площадь. Этот вопрос не мог не привлечь внимание
представителей художественного, и прежде всего архитектурного мира – тем более,
что речь шла об устройстве братской могилы в центре Петрограда, а следовательно
– об установке масштабного монумента, т.е. о серьезных изменениях в
архитектурно-художественном облике города. Поэтому вполне закономерно, что в
дискуссию вскоре вступили лица, обладавших определенной компетенцией в
вопросе.
Последствия вмешательства этих лиц, как будет показано ниже, оказались
весьма значительными. Вместе с тем, анализ той роли, которую художественная
среда сыграла в принятии решений, касающихся похорон жертв революции,
требует определенной осторожности. Так, из обобщенных сведений, приводимых в
немногочисленной историографии вопроса, можно сделать поверхностный вывод:
малообразованные «товарищи», составлявшие большинство в Совете, в силу своего
невысокого культурного уровня решили устроить братскую могилу на Дворцовой
61
В Петроградском Обществе Архитекторов // Зодчий. Журнал архитектурный и художественно-
технический (орган Петроградского Общества Архитекторов). 1917 г. № 10-13 (26 марта). С. 86.
62
См., напр., «День», «Речь», «Новое время», «Биржевые ведомости», «Рабочая газета» и др.
63
Рабочая газета. №. 4, 10 марта 1917. С. 4; Биржевые ведомости. №16127, 9 марта 1917. С.2
1718
площади, а просвещенная художественная интеллигенция, с ужасом узнав об этом,
предприняла героические усилия к спасению исторического облика Петербурга,
«отведя беду» на Марсово поле. В этом утверждении есть доля истины, но
необходимо принять во внимание несколько существенных моментов.
Во-первых, едва ли корректно переносить на 1917 г. непроблематизированное
представление о Петербурге как о «культурной столице», окончательно
сформировавшееся лишь во второй половине XX в., главным образом, в
позднесоветский и постсоветский период. В 1917 году отношение к «старому
Петербургу» было более амбивалентным: даже среди представителей
художественного мира (не говоря уже о революционерах) перспективы Росси
ассоциировались, не в последнюю очередь, с l'Ancien Régime, деспотией, царской
бюрократией и военной муштрой 64 . В этом смысле, идея размещения братской
могилы жертв революции на площади перед Зимним дворцом – как либертарный
символический жест – представляется вполне оправданной.
Во-вторых, ни Совет, ни «художественная среда» не были в культурном (а в
случае с Советом и в социальном) плане однородными. Совет представлял собой
принципиально новую социальную и политическую структуру, а его руководители
заняли столь влиятельное положение, главным образом, благодаря революции, в то
время, как «художественная среда» (точнее будет назвать эту группу
«художественный establishment») была, скорее, наследием ушедшей эпохи и
поэтому являлась более консервативной. Но это не означало, что все представители
художественного establishment'а единодушно выступали против проведения
похорон на Дворцовой площади, а все руководители (т.е. члены Исполнительного
комитета) Совета придерживались противоположной точки зрения. Этот тезис
хорошо иллюстрирует эпизод, приведенный в воспоминаниях члена
Исполнительного комитета Совета Н.Суханова. На общем собрании Совета 5-го
марта, где было принято решение о похоронах на Дворцовой, Суханов не
присутствовал, и, узнав об этом решении, «серьезно забеспокоился»:
«Гидра Романовых – это, конечно, прекрасно. Но разве можно
изуродовать один из лучших алмазов в венце нашей северной столицы? (…)
Надо было немедленно принять меры против этого недоразумения и
перерешить вопрос в пользу Марсова поля. (…) Конечно, делу прежде всего
поможет старый петербуржец [член Исполнительного комитета Совета,
адвокат Н.Д.]Соколов, не раз с увлечением описывавший мне
художественные красоты Петербурга (sic!), а в частности хорошо знакомые
ему дворцы. (…) Встретив его вечером, я бросился к нему:
- Знаете ли вы, что случилось, что решил сегодня Совет?.. Он
постановил похоронить жертвы революции на Дворцовой площади!..
- Да, – ответил Соколов, характерно откидывая назад голову и
разглаживая свою черную бороду на обе стороны... – Да, это было под моим
председательством!» 65
В-третьих, забота о сохранности памятников имперской культуры Петербурга
XVIII-XIX вв. некоторым образом соединялась в сознании представителей
художественной среды с вполне прагматическим вопросом о собственном будущем.
64
См, напр., роман А.Белого «Петербург». Парадоксальным образом, эта точка зрения на Петербург
является одновременно и «либертарной», и консервативно-традиционалистской, т.к. восходит к
признанным классическими произведениям Пушкина, Гоголя и Достоевского.
65
Суханов Н.Н. Записки о революции. М.: Политиздат, 1991. Т.1, кн. 2. Цит. по публикации в
Интернете.
18Вы также можете почитать
