Зеркало, часы и философия (техники) - Владимир Никитаев

Страница создана Малик Кулагин
 
ПРОДОЛЖИТЬ ЧТЕНИЕ
Зеркало, часы
             и философия (техники)
                     Владимир Никитаев

     Владимир Никитаев. Эксперт            THE MIRROR, THE CLOCK AND
    ­Центра международного промыш­         PHILOSOPHY (OF TECHNOLOGY)
     ленного сотрудничества ЮНИДО          Vladimir Nikitaev. Expert of the
             в ­Российской Федерации.      Centre for International Industrial
                 Адрес: 125252, Москва,    ­Cooperation in the Russian Federation.
                     ул. Куусинена, 21б.   Address: 21b Kuusinen str.,
             E-mail: vladnik65@mail.ru.     Moscow 125252, Russia.
Ключевые слова: философия техники,          E-mail: vladnik65@mail.ru.
     онтология, схема, неоплатонизм,       Keywords: philosophy of technology,
магия вещей, власть, органопроекция,       ontology, schema, Neo-Platonism, magic
          аналитическая психология.        of things, power, organ projections, ana­
                                           lytical psychology.
       Статья посвящена роли техники
     в европейской культуре и филосо­      This article is devoted to the role of tech­
 фии, а именно использованию образа        nology in European culture and philoso­
      и принципа действия часов (авто­     phy, namely an application of mirror and
       матов) и зеркала в качестве схем    clock (automaton) images and operating
  интерпретации, рефлексии и онтоло­       principles in the capacity of interpreta­
  гического конструирования. Анализ        tion, reflection and ontology schemata.
 охватывает широкие пласты истории         The scope of the analysis covers a wide
   культуры: от Античности до начала       range of cultural history from antiquity
       ХХ века, от повседневной жизни      to the early 20th century, from daily life
  до важнейших философских учений.         to great philosophical doctrines. The ori­
Обсуждается ситуация возникновения         gin of the philosophy of technology is
философии техники в работе Э. Каппа,       considered in detail, especially Ernst
излагающей концепцию органической          Kapp’s conception of “organ projections.”
    проекции, где сочетаются обе фун­      This conception combines both funda­
   даментальные схемы: механическая        mental schemata: mechanical (clock)
    (часы) и катоптрическая (зеркало).     and catoptric (mirror). On the one hand,
 С одной стороны, эта концепция ока­       the conception has produced an impor­
      зала важное влияние на культуру      tant effect on modern culture, but on the
 модерна, с другой — скрыла ряд соци­      other hand it hid some socially signifi­
   ально значимых вопросов, которые        cant issues which need to be considered
     сегодня нуждаются в осмыслении.       carefully.

	95
Как бы ярко ни выступало на первый
                                       план сознательное творчество техники,
                                       оно лишь отблеск из глубины
                                       бессознательного…
                                         Эрнст Капп. Основные направления
                                         философии техники1

В
          ЫНЕСЕННОЕ в заглавие выражение «философия (тех-
          ники)» — метафора, призванная перенести в посвящен-
          ный философии текст некоторые смыслы, связанные
с принятой в математике записью функции одного переменного
f (x). То есть философия как функция от техники. В известном
смысле вся философия может рассматриваться как некая «зависи-
мая переменная» от фактора техники; очевидно, однако, что соб-
ственно философия техники — привилегированный феномен, по-
скольку она зависит от техники и в содержании, и в привлекае-
мых в качестве средств рефлексии схемах.

         ДВЕ С ХЕМЫ (В) ФИЛО С О ФИИ (ТЕХНИКИ)

Платон в диалогах использовал область технэ (искусства-ремес-
ла) в качестве источника примеров и пояснений. В Средние века
и в эпоху Возрождения попытки изъяснить тайну Бога Твор-
ца и его творения также не обошлись без технических аллего-
рий и символов. Изображение Бога Отца с циркулем и угольни-
ком в руке, отвечающее смыслу некоторых стихов Ветхого Завета
о творении мира, было весьма популярным начиная уже с конца
раннего Средневековья.
   С давних времен существовали два класса вещей — зеркала
и автоматы, — которые вызывали чувство чего-то чудесного, та-
инственного, магического и мистического, а для философии ста-

  1. Капп Э., Кунов Г., Нуаре Л., Эспинас А. Роль орудия в развитии человека. Л.:
     Прибой, 1925. С. 117.

 96                     • Логос     №3   [99] 2014 •
ли источником общих мест sui generis. Последнее обстоятельство
можно было бы отнести на счет риторического компонента фи-
лософствования, если бы во многих весьма важных для разви-
тия философии ситуациях зеркало и часы, воспринимаемые как
вещи и процессы определенного рода, стали источником не толь-
ко метафор, но и схем интерпретации, рефлексии и даже онто-
логического конструирования, предоставляя логику или некую
инфраструктуру философствования. Истоки одной из них —
назовем ее катоптрической схемой2 — теряются во тьме веков,
другая — конструкционная схема в версии «механико-конструк-
ционной» — завладела умами в XVII веке. С ними связаны две
почтенные философские традиции, одна из которых восходит
как минимум к Платону, для которого онтологическая структу-
ра космоса задавалась отношением образа к Первообразу, а вто-
рая — к Аристотелю, учившему, что вечное движение космоса
есть следствие или эпифеномен Бога — Перводвигателя. В какой
мере идейно-содержательное наполнение того или иного фило-
софского учения определяется привлекаемой для его построе-
ния или изложения схемой — вопрос до сих пор недостаточно
проработанный3, даже если учесть то, что сделали Жак Дерри-
да и Петер Слотердайк в отношении «инфраструктур» и «сфер»
соответственно.
   В Новое время созданный «по образу и подобию» человек стал
пониматься как Homo faber и making-tools animal, то есть через со-
отнесение с техникой, точнее, орудиями. При этом сами орудия,
по умолчанию, подразумевались чем-то вполне простым, ясным
и общепонятным. В целом можно сказать, что более двух тысяч
лет образы и схемы из ремесленной деятельности или из опыта
обращения с инструментами и вещами использовались в каче-
стве или в составе объяснительного принципа. Никому до появ-
ления философии техники не приходило в голову, что сама техни-
ка нуждается в объяснении — не с точки зрения законов матема-
тики и механики, позволяющих произвести расчет конструкции,
но в плане постижения своей сущности и смысла. Первыми фи-
лософами техники, собственно, и стали те, кто понял мнимость
этой ясности и задумался, что же такое техника.

  2. Зеркальное отображение может рассматриваться как предельный случай
     пластического формообразования — мгновенного формирования образа
     из света и пустоты.
  3. Розин В. М. Введение в схемологию: Схемы в философии, культуре, науке,
     проектировании. М.: Либроком, 2011.

                     • Владимир Никитаев •                             97
С легкой руки русского инженера и философа техники Петра
Константиновича Энгельмейера (1855–1942) стало обычным раз-
личать «философствующих инженеров» XVIII — начала XIX века
и пришедших им на смену «философов техники», первым среди
которых считают немецкого географа и левого гегельянца Эрн-
ста Каппа (1808–1896). Формальным основанием его приоритета
служит тот факт, что именно он впервые употребил выражение
«философия техники», дав своему труду заглавие Grundlinien einer
Philosophie der Technik (1877). Однако это лингвистическое собы-
тие вряд ли бы сыграло столь решающую роль в вопросах прио-
ритета нового философского направления (за 40 лет до этого Эн-
дрю Юр, например, опубликовал The Philosophy of Manufactures),
если бы Капп не предложил первую концепцию техники, которая
при всем ее внешнем позитивизме и стилистическом эмпириз-
ме действительно могла бы рассматриваться в качестве философ-
ской4, — концепцию техники как органической проекции.
   Статус и история этой концепции довольно интересны, если
не сказать мистичны. С одной стороны, мысль о подобии ме-
жду техническими орудиями и человеческим телом (органами)
до банальности очевидна и не раз высказывалась прежде Кап-
па, а с другой — при аналитическом взгляде на современную даже
Каппу технику она становится довольно сомнительной. Неуди-
вительно, что вскоре после публикации книги Каппа ряд фило-
софов и инженеров, включая Энгельмейера, подвергли ее крити-
ке и даже насмешкам5. Тем не менее идея и концепция органопро-
екции в различных ее модификациях и версиях, особенно в том
виде, в каком ее изложил Павел Флоренский, были подхвачены
русскими конструктивистами, деятелями Пролеткульта (в част-
ности, Алексеем Гастевым), другими авангардистами и сыграли
свою роль в становлении дизайна6. Авангардный Homo ex machina
из статьи Валерия Подороги7 был уже предсказан Каппом:

  4. Никитаев В. В. От философии техники — к философии инженерии // Вопро-
     сы философии. 2013. № 3. С. 68–79.
  5. Энгельмейер П. К. Технический итог XIX века. М.: Типография К. А. Казначее-
     ва, 1898; Он же. Философия техники. Вып. II . Современная философия. М.,
     1912; Горохов В. Г. Техника и культура: возникновение философии техники
     и теории технического творчества в России и Германии в конце XIX — на-
     чале XX столетия. М.: Логос, 2009. C. 11–12.
  6. Геллер Л. «Органопроекция»: в поисках очеловеченного мира // Звезда. 2006.
     № 11. С. 145–156.
  7. Подорога В. А. Homo ex machina (Авангард и его машины. Эстетика новой
     формы) // Логос. 2010. № 1. С. 22–50.

 98                    • Логос      №3   [99] 2014 •
Из орудий и машин, которые мы сделали, из букв, которые мы от-
    крыли, явится сам человек, Deus ex machina, в котором он найдет
    отражение самого себя8.

В современной жизни мы встречаемся если не с (по)следствиями
этой идеи и/или теории, то с ее созвучиями в идеологии и техно-
логиях трансформации человеческой телесности, в бионике и ген-
ной инженерии, в экзерсисах научной фантастики на темы кибор-
гов, даже в рефлексии массмедиа как «внешних расширений че-
ловека»9. Постмодернистскую «Систему вещей» Жана Бодрийяра
вполне можно встроить в ряд вариаций на тему органопроекции,
хотя бы и под рубрикой психоаналитической интерпретации тех-
ники10. Жан-Люк Нанси, обсуждая перспективы философия те-
лесности, пишет о том, что
  …следует
   …       продолжить мышление тела, переведя его в мышление
   техники. Орудия и машины служат, как говорится, «продолже-
   ниями» нашего тела, иными словами, выводят нашу мысль все
   дальше и дальше вовне, помещая ее в предметы и операции, ко-
   торые множат экспозицию, рассеивают цели, — которые распола-
   гают природу вне ее самой…11

 Примеры можно множить. Взгляд на концепцию органопроек-
 ции как на философию (техники) вскрывает интересную ее осо-
 бенность: в ней сочетаются, буквально склеиваются вместе катоп-
 трическая и механико-конструкционная схемы. Прецеденты этого
события если и можно найти в предшествующей истории фило-
софии, то с трудом (разве что монадология Лейбница). Удивитель-
 но, однако, что при таком начале и при том, что наша жизнь бук-
 вально пронизана техникой, философия техники остается срав-
 нительно бедной философской провинцией, самые яркие события
 в скучной жизни которой были связаны главным образом с заез-
 жими знаменитостями: Освальдом Шпенглером, Николаем Бер-
 дяевым, Льюисом Мэмфордом, Мартином Хайдеггером, Хосе
­Ортега-и-Гассетом, Гербертом Маркузе и т. д. Невольно закрады-
 вается подозрение, что своей первой манифестацией философия
 техники скрыла и спрятала в тени больше, чем предъявила для
 публичного обозрения и пользования.

  8. Цит. по: Хунинг А. Homo mensura: люди — это их техника — техника прису-
     ща человеку // Философия техники в ФРГ . М.: Прогресс, 1989. С. 398–399.
  9. Маклюэн Г. М. Понимание Медиа: внешние расширения человека. М.: Ка-
     нон-пресс-Ц, 2003.
 10. См. особенно: Бодрийяр Ж. Система вещей. М.: Рудомино, 1995. С. 107–112.
 11. Нанси Ж.-Л. Corpus. М.: Ad marginem, 1999. C. 236.

                      • Владимир Никитаев •                             99
ЗЕРКА ЛО И ЗАЗЕРКА ЛЬЕ:
            КАТОПТРИЧЕСКАЯ МА ГИЯ, МИС ТИКА
                     И ФИЛО С О ФИЯ

Один из вариантов этимологии слова «магия» (вошедшего в евро-
пейские языки с легкой руки древних греков и латинян), предло-
женный эзотериком XIX века Чарльзом Гекерторном, гласит:

      Название маг происходит от Maja, «зеркало», в котором Брах-
      ма, по индийской мифологии, испокон веков видит себя и все чу-
      деса своего могущества. От этого происходят слова magus (маг),
      magia (магия), magic (магизм), image (образ), imagination (вообра-
      жение) — все как синонимы, подразумевающие облечение могу-
      щества первобытной материи без образа в определенную форму,
      вид или существо12.

В данном случае нам важна не столько степень этимологической
корректности Гекерторна, сколько глубокая культурная фунди-
рованность мнения о существовании тесной связи между маги-
ей и зеркалом, вообще зеркальными отражениями (образами)
разного рода. Например, в то время, когда европейская публика
читала книгу Гекерторна, английский художник Джон Уотерхаус
(один из самых дорогих на нынешних аукционах) написал карти-
ну «Цирцея предлагает кубок Улиссу» (1891). Цирцея, дочь Солн-
ца, занимавшая важное место в магическом пантеоне (особенно
у Джордано Бруно13), изображена сидящей на троне, спинкой ко-
торого служит большое овальное зеркало, — она как будто вышла
из Зазеркалья и протягивает зрителю кубок с колдовским зельем.
   Вера в магические свойства зеркала присуща практически всем
известным нам культурам на протяжении всей истории14. Типич-
ное поверье заключается в том, что зеркало (или зеркальный объ-
ект — водоем, например) способно похитить душу или жизнь че-
ловека15. В Античности зеркало входило в профессиональный ин-
струментарий прорицателей и магов, в Средние века считалось
орудием колдовства и выступало уликой на процессах над ведьма-
ми. Бытовало верование, что маги или колдуньи могут вызывать

 12. Гекерторн Ч. У. Тайные общества всех веков и всех стран. СП б.: Тип. Ахма-
     товой, 1876. C. 27.
 13. Йейтс Ф. А. Джордано Бруно и герметическая традиция. М.: НЛО , 2000.
     C. 182, 254, 291.
 14. См., напр.: Синкевич В. А. Феномен зеркала в истории культуры. СП б., 2006.
 15. Фрезер Дж. Д. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. М.: Политиз-
     дат, 1983. C. 186–187.

100                    • Логос      №3   [99] 2014 •
и удерживать в зеркале, как в своеобразной тюрьме, духов, души
или демонов. Зеркало осуждалось Церковью также за то, что тво-
рит «миражи и ложные образы», способствует тщеславию и гор-
дыне16. В эпоху Возрождения зеркало использовалось в алхимии,
опыты с ним были частью «естественной магии» и общего увле-
чения анаморфозом17.
   В самых истоках философии, в частности у Сократа и Плато-
на, зеркало, поскольку оно позволяет человеку видеть невидимое
(прежде всего, свое лицо), выступало как средство или метафо-
ра познания и самопознания18. Некое неясное чувство опасности,
вызываемое таким процессом «познания себя», нашло выражение
в мифе о Нарциссе — мифе, который до сих пор продолжает оста-
ваться мощным аттрактором для европейской литературы, искус-
ства и философии.
   Платон говорил о зеркале как способе подражать действию Де-
миурга, творя копии (то есть «видимости») всего сущего посред-
ством его (зеркала) вращения19. Если вдуматься, Платон изобрел
машину тотального мимесиса, воспроизводящую весь видимый
мир и тем самым способную служить логической моделью в со-
ставе метафизической теории. Однако осуществилась эта возмож-
ность только спустя шестьсот лет — в творчестве Плотина.
   Плотин использовал метафору зеркала в своих попытках изъ-
яснить наиболее трудный и непроработанный у Платона вопрос
о сущности материи, принимающей формы (эйдосы), но при
этом остающейся неизменной и скрытой (темной). Для Плотина
материя подобна бездне, в которую продвигается наш ум, пыта-
ясь путем экспликации двойственности сущего (форма/материя)
отыскать первоначальную основу; при этом темноте материи Пло-
тин противопоставляет свет Ума и логоса20. Однако, отмечает он,
тьма в вещах умопостигаемых и тьма в вещах чувственных — это
разная тьма, поэтому следует признать существование двух мате-
рий: умопостигаемой (она же — «божественная») и чувственной.
Ноуменальная материя принимает эйдосы и, получая определен-
ность, сама есть живое и разумное (существо); чувственная же
материя приобретает определенность, не будучи при этом ни жи-

 16. Мельшиор-Боне С. История зеркала. М.: НЛО , 2006. C. 287–304.
 17. Там же. С. 356–358.
 18. См., напр.: Романенко Ю. М, Чулков О. А. Метафора и символ в культурном
     обращении // Метафизические исследования. Вып. 5. 1997. C. 200–203.
 19. Платон. Государство. С. 596d.
 20. Enn II .4, 5. Цит. по: Плотин. Эннеады: в 7 т. / Пер. Т. Г. Сидаша, Р. В. Светло-
     ва. СП б.: Изд-во Олега Абышко, 2004.

                        • Владимир Никитаев •                                   101
вой, ни разумной, «она — разукрашенный труп», и «ее форма есть
только эйдол, так что она есть подлежащее призрака»21. Обсуждая
способ «возникновения» души в теле, Плотин пишет:

       Ибо покой Души утвержден в покое как таковом, оттуда течет ве-
       ликий свет, и на самом краю этого огня возникает тьма. Душа ви-
       дит тьму как подлежащее и оформляет ее22.

В этом акте действительно просматривается аналогия с зеркалом:
ведь и образ в зеркале образуется из прообраза, света (ни первое,
ни второе не принадлежат зеркалу) и пустоты (или темноты), ко-
торая наряду со способностью отражения (отбрасывания обрат-
но) и составляют специфику зеркала как такового.
   Важное соображение в пользу зеркальной сущности мате-
рии разворачивается в третьей эннеаде: зеркальная поверхность
способна отражать все сущее (то есть эйдосы), сама совершен-
но не меняясь и выступая как «ничто» (µεταξύ) в этом процессе.
По ходу своего рассуждения Плотин замечает:

       Поэтому и вещи, возникающие в ней (материи. — В. Н.), кажутся
       забавляющимися, эйдолы в эйдоле, как что-то в зеркале, что су-
       ществует в одном месте, отражается же в другом; зеркало кажется
       наполненным, но ничего не имеет, все, что в нем, лишь кажется23.

Напрашивается вывод, что у Плотина материя и вообще иное име-
ют зеркальную суть, универсум структурирован как система зер-
кальных отображений изначального Единого24, то есть представ-
ляет собой катоптрическую машину sui generis.
   Метафорика света и его отражений, катоптрическая схема
Платона–Плотина получает дальнейшее развитие у христиан-
ских неоплатоников. Дионисий Ареопагит использует принцип
зеркальных отражений в описании функционирования небесной
иерархии для объяснения способа субординации и опосредство-
вания при переходе от Бога к нижним уровням творения: каж-
дый из уровней иерархии получает и по-своему отражает вниз
божественный свет. В одном из трактатов корпуса Гермеса Трис-
мегиста излагается история о сотворении человека и использует-
ся сюжет, аналогичный мифу о Нарциссе: небесный Человек, как

 21.   Enn II .4, 5.
 22.   Enn IV .3, 9.
 23.   Enn III .6, 7.
 24.   Шичалин Ю. А. «Третий вид» у Платона и материя-зеркало у Плотина // Вест-
       ник древней истории. 1978. № 1. С. 155–156.

102                      • Логос     №3   [99] 2014 •
непосредственное творение Божье, посмотрел с небес на находя-
щуюся внизу Природу и, увидев в воде свое отражение, воспылал
к Природе любовью и пожелал слиться с ней25. Метафора зерка-
ла и катоптрическая схема неоднократно воспроизводились за-
тем в средневековой теологии, ренессансном герметизме и поэ-
зии (например, у Данте), в философии и прозе Нового времени26.
   Вот лишь несколько примеров.
   Философ-богослов, doctor universalis Алан Лилльский (1128–
1203), блиставший во Франции в конце XII века и снискавший
наибольшую популярность в XV веке, написал «Искусство про-
поведи», которое содержит пассаж с поразительной концентраци-
ей слова «зеркало», суммирующий, наверное, все случаи метафо-
рического употребления его в средневековой литературе. Исполь-
зуя принцип троичности, он говорит о Зеркале Писания (Speculum
Scripturae), зеркале природы (speculum naturae) и зеркале творе-
ний (speculum creaturae); о разумном, чувственном и плотском
зеркалах (speculum rationis, sensuabilitis et carnis); о зеркале про-
видения (speculа providentiae), зеркале осмотрительности (specula
circumspectionis) и зеркале осторожности (specula cautelae). Завер-
шается обзор всех этих видов зеркал следующим образом:

    Итак, посредством тройственного зерцала достигается (per triplex
    speculam pervenis ad triplex specular) чистая совесть, божественное
    созерцание и вечная жизнь27.

Зеркало как своеобразная метафизическая сущность или прин-
цип оказывается, таким образом, средством и способом разборки
и сборки мира и человека.
   Широкое применение катоптрическая метафора/схема нашла
в творчестве Николая Кузанского (1401–1464). Николай полно-
стью согласен с «мудрыми и божественными учителями» в том,
что «видимое поистине есть образ невидимого и что Творца…
можно увидеть по творению как бы в зеркале и подобии»28, од-
нако, «в отличие от зеркала, которое уже было зеркалом до того,

 25. Поймандр // Знание за пределами науки. Мистицизм, герметизм, астроло-
     гия, алхимия, магия в интеллектуальных традициях I–XIV вв. М.: Респуб-
     лика, 1996. С. 21.
 26. См., напр.: Мельшиор-Боне С. Указ. соч.; Романенко Ю. М., Чулков О. А. Указ.
     соч.; Чулков О. А. «Живые зеркала». Мифология и метафизика отраженно-
     го образа // AKADHMEIA . Материалы и исследования по истории платониз-
     ма. СП б., 2000. Вып. 3. С. 192–214; Синкевич В. А. Указ. соч.
 27. Чулков О. А. «Живые зеркала»… C. 208–209.
 28. Кузанский Н. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1979–1980. Т. 1. С. 64.

                       • Владимир Никитаев •                               103
как приняло образ лица», творения возникают в самый момент
божественного «отражения»29. Здесь же способность зеркального
отображения находиться в зеркале, оставаясь инородным ему, ис-
пользуется Николаем аналогично Плотину — для объяснения того,
как Бог может присутствовать в вещах, не смешиваясь с ними. Ка-
топтрическая метафора/схема вовлекает в себя и фундаменталь-
ную для учения Николая Кузанского идею (онто)теологического
complicatio / explicatio, то есть «свертывания и развертывания» Бога
и мира. Признавая в трактате «Об ученом незнании», что понима-
ние способа этого свертывания и развертывания недоступно на-
шему уму, Николай все же приводит аналогию с «размножением
образов» лица30; эту аналогию он повторяет затем в другом месте
(«О даре Отца светов») еще более выразительно:

      Скажем, твое лицо, многократно размножая из себя равенство
      своего поверхностного очертания, по-разному принимается каж-
      дым зеркалом, смотря по различию зеркал, то есть приятий, — од-
      ним яснее, потому что зеркальное восприятие здесь яснее, другим
      туманнее31, но никогда и ни одним зеркалом не так, как оно есть:
      в другом оно обязательно принимается с различием. Только одно
      зеркало безупречно, сам Бог…32

Пытаясь постичь и изъяснить Бога, Николай, среди прочих сим-
волов (а символы для него сами суть зеркала) — видение, свет,
круг, математический максимум и др., — именует Бога «живым
зеркалом вечности», в котором мы видим не отображение себя,
как в обычном зеркале, но, наоборот, «истину, изображением ко-
торой является видящий»33. «Зеркален (specularis)» человеческий
глаз, и всевидящее око Бога подобно зеркалу34, и Бог придал душе
живого существа ум «как бы в виде живого зеркала»35.
   Два с половиной столетия спустя после Николая Кузанского
к метафоре «живых зеркал» вернется и в онтологическом плане
ее разовьет Лейбниц. Интересно, что изложенная в «Монадоло-

 29. Кузанский Н. Указ. соч. Т. 1. С. 101.
 30. Там же. С. 106.
 31. Во времена Николая Кузанского зеркала были преимущественно металли-
     ческими (качество зеркала зависело от полировки) или из выпуклого стек-
     ла, с тем или иным оттенком, редко совершенно бесцветными и незамут-
     ненными (см.: Мельшиор-Бонне С. Указ. соч. С. 28–35).
 32. Кузанский Н. Указ. соч. Т. 1. С. 325–326.
 33. Там же. Т. 2. С. 67.
 34. Там же. С. 50.
 35. Там же. Т. 1. С. 404.

104                   • Логос     №3   [99] 2014 •
гии» иерархия субстанциальных форм (монад) — простые мона-
ды (или «жизни»), «души» и «духи» (разумные души) — своеоб-
разно воспроизводит различие зеркал по качеству у Кузанского.
Лейбниц пишет:

  …Среди
   …      прочих различий, какие существуют между обычными ду-
   шами и духами, есть еще следующие: души вообще живые зеркала
   или отображения универсума творений, а духи, кроме того, суть
   отображения самого Божества, или самого Творца природы, так
   что всякий дух в своей области — как бы малое божество. Вслед-
   ствие этого духи способны вступать в некоторого рода общение
   с Богом, и он стоит к ним в отношении не только изобретателя
   к своей машине (каков Бог по отношению к другим творениям),
   но и в отношении правителя к подданным и даже отца к детям36.

Данная цитата среди прочего показывает примечательную чер-
ту монадологии Лейбница: сочетание механицизма, витализма
(или органицизма) и социологизма sui generis. Простые субстан-
ции (монады) он называет «бестелесными автоматами», счита-
ет, что «всякое органическое тело живого существа есть своего
рода божественная машина, или естественный автомат»37, однако
не согласен с теми, кто стремится все объяснить механическими
причинами и кто думает, что природа «не что иное, как мастер-
ская рабочего»38. По его мнению, «различие между механизмами
(machines) природы и нашими» не в масштабе, но «в самом ро-
де»39. Лейбниц полагает, что различие между простыми монадами
и душами, а тем более духами позволяет говорить о том, что Бог
не только «устроитель машины универсума», механик или зодчий
(в те времена эти занятия нередко сочетались), но и «монарх боже-
ственного Государства Духов»40. «Предустановленная гармония»
Лейбница в этом смысле есть такой порядок вещей или принцип,
согласно которому отношение зеркального отображения оказыва-
ется одновременно причинно-следственной связью.
   Однако в начале XVIII века, в разгар механицизма, катоптрика
как онтологическая схема строения универсума уже скорее исклю-
чение, чем правило, — ее отказывается понимать даже состоявший
в полемической переписке с Лейбницем Самюэль Кларк, пастор,

 36.   Лейбниц Г.-В. Соч.: В 4 т. М.: Мысль, 1982. T. 1. C. 428. См. также с. 273.
 37.   Там же. С. 416, 424.
 38.   Там же. C. 275.
 39.   Там же. C. 276.
 40.   Там же. C. 428.

                          • Владимир Никитаев •                                     105
духовник английского двора, друг и апологет Ньютона41. Поэтому
противники схлестнулись вокруг вопроса о Боге как создателе ча-
сов (механизма мира), а именно — сделал ли Бог мир как perpetuum
mobile, не нуждающийся в том, чтобы он его подправлял и подкру-
чивал, или же Бог сам есть часть (движущая сила) этих часов, — от-
куда закономерно вытекала дилемма фатализма или Провидения42.
   Тем не менее «наша зеркальная сущность», говоря словами Ри-
чарда Рорти, отнюдь не утратила своих позиций в философии со-
знания и гносеологии:
      Образ, пленником которого является традиционная философия,
      представляет ум в виде огромного зеркала, содержащего различ-
      ные репрезентации, одни из которых точны, а другие — нет. 
      Без представления об уме как зеркале понятие познания как точ-
      ности репрезентации не появилось бы. Без этого последнего по-
      нятия стратегия, свойственная философам от Декарта до Канта, —
      получение все более точных репрезентаций путем, так сказать,
      осмотра, починки и полировки зеркала — не имела бы смысла43.

Принцип зеркального отображения, specular, дал название и стал
своего рода методологической основой рефлексии и спекулятив-
ной философии44. К примеру, Гегель, объясняя диалектический
метод, пишет:
      Точка зрения сущности представляет собой точку зрения рефлек-
      сии. Мы употребляем выражение рефлексия прежде всего по от-
      ношению к свету, когда он в своем прямолинейном движении
      встречает зеркальную поверхность и отбрасывается ею назад.
      Мы, таким образом, имеем здесь нечто удвоенное: во‑первых, не-
      кое непосредственное, некое сущее и, во‑вторых, то же самое, как
      опосредствованное, или положенное. Но то же самое происходит,
      когда мы рефлектируем о предмете, или (как обыкновенно гово-
      рят) размышляем о нем, поскольку именно здесь предмет не при-
      знается нами в его непосредственности, мы хотим познать его как
      опосредствованный45 (курсив мой. — В. Н.).

 41. Лейбниц Г.-В. Указ. соч. T. 1. C. 515.
 42. Там же. C. 430–432.
 43. Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск: Изд-во НГУ , 1997.
     C. 9.
 44. Ср.: «В Италии и Испании философию всегда представляли в виде аллего-
     рической фигуры с зеркалом, что содержало намек на Сократа, а отблески
     и отражения обозначали процесс мышления, происходящий в уме челове-
     ка» (Мельшиор-Бонне C. Указ. соч. С. 211).
 45. Гегель Г. В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М.:
     Мысль, 1974. C. 265.

106                   • Логос    №3   [99] 2014 •
Ярый противник Гегеля Артур Шопенгауэр в своем Opus magnum
«Мир как воля и представление» (1818) более 30 раз использует ме-
тафору/схему зеркала, в частности: мир как зеркало воли, «весь
видимый мир — только объективация, зеркало воли», субъект —
«ясное зеркало» объекта и сущности мира, «поэт — зеркало чело-
вечества»46 и т. д.
   Не с такой лексической частотой, но не менее (если не более)
фундаментально зеркало «работает» в философской антрополо-
гии Людвига Фейербаха. Человеку, полагает Фейербах, вообще
свойственна объективация, или «опредмечивание», своей сущно-
сти: «объектом разума является объективированный разум, объ-
ектом чувства — объективированное чувство» и т. п. Любое пола-
гание или выделение человеком объекта, то есть объективирова-
ние, в той или иной степени оказывается самообъективированием,
деятельностью, которая в наиболее полной форме, первично и не-
обходимо осуществляется в религии, искусстве, языке и произ-
вольным образом — в рефлексии и умозрении. Трактуя религию
как «отношение человека к самому себе», Фейербах утверждал, что
в религии человек «объективирует свою сущность» и превраща-
ет ее в Бога. Иными словами, Бог — это как бы зеркальный образ
сущности человека, который он (человек), не замечая самого «зер-
кала», воспринимает как другое существо, как субъекта, объектом
которого служит он сам. Поэтому «религия есть рефлексия, отра-
жение человеческой сущности в себе самой», «Бог есть зеркало че-
ловека», «загробная жизнь есть жизнь земная, отраженная в зер-
кале фантазии»47.
   Следы той же катоптрической традиции можно обнаружить
и у Карла Маркса. Так, в первой главе «Капитала», объясняя ос-
новы теории стоимости, он дважды использует выражение «зер-
кало стоимости» (один товар как зеркало стоимости другого)48;
а в разделе, посвященном товарному фетишизму, говорит о товар-
ной форме как о «зеркале, которое отражает людям обществен-
ный характер их собственного труда как вещный характер самих
продуктов труда»49.

 46. Шопенгауэр А. Соч.: В 6 т. M.: TEPPA ; Республика, 1999–2001. T. 1. C. 151, 160,
     166, 217.
 47. Фейербах Л. Соч.: В 2 т. М.: Наука, 1995. Т. 2. С. 75, 171.
 48. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М.: Госполитиздат, 1955–1981. Т. 23. С. 62, 68.
 49. Там же. С. 82.

                        • Владимир Никитаев •                                  107
ЗЕРКА ЛО И ЦИВИЛИЗА ЦИЯ

Зеркало, веками бывшее предметом роскоши и символом при-
надлежности к высшему обществу, а по функции — посредником
человека в отношениях с самим собой, в XV–XVII веках сыграло
важнейшую социокультурную роль в европейской истории. Пло-
ское зеркало, пришедшее на смену выпуклому, способствовало от-
крытию линейной перспективы, изменению внутренней структу-
ры знания и революции в оптике. Не менее, если не более, важен
тот факт, что зеркало дает человеку возможность объективиро-
вать себя, отнестись к себе как к другому, сделать себя субъектом
и объектом, то есть обрести власть над собой. Прежде чем стать
аллегорией метода интроспекции, зеркало выступило в качестве
инструмента социальной адаптации и (само)нормировки:

      В зеркало не смотрятся, нет, это зеркало всматривается в вас, это
      зеркало диктует свои законы и служит нормативным орудием,
      в котором, так сказать, «измеряются» соответствия приличиям
      и светскому своду правил поведения.  Многократно умно-
      женное, увеличенное в размерах, изливающее во все стороны свет
      зеркало превращает жизнь в театральный спектакль, в зрели-
      ще; общество же превращается в некое подобие витрины из хру-
      стального стекла, в которой каждый может увидеть других и себя,
      а также может быть увиден, а потому пытается стать точной ко-
      пией идеального образца, образца придворного50.

Мишель Фуко зафиксировал появление в XVIII веке «паноптиче-
ской машины» власти, сопряженной с новой «технологией произ-
водства индивидов» и «политической анатомией», с формировани-
ем дисциплинарного общества как «общества надзора»51. Однако
это событие вряд ли состоялось бы без зеркальной фазы «коллек-
тивного нарциссизма» XVII века, во время которой «око абсолют-
ной власти уступает место всевидящему общественному организ-
му»52. Можно сказать, что это «всевидение» достигалось в слож-
ной игре зеркальных отражений, как если бы индивид и общество
смотрелись одновременно в одно зеркало. При этом индивид ви-
дел себя как члена общественного организма и старался прибли-
зиться к образу той персоны, которой ему хотелось бы быть. А об-

 50. Мельшиор-Бонне C. Указ. соч. С. 208–209.
 51. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999.
     C. 292–306, 317–330.
 52. Мельшиор-Бонне C. Указ. соч. С. 229–231, 238.

108                   • Логос     №3   [99] 2014 •
щественный организм видел этот образ индивида как свою часть,
в большей или меньшей степени отвечающую тем требованиям,
которые ему — образу и индивиду — предписаны его положением
в обществе. Неудивительно поэтому, что, способствуя «триумфу
мимикрии», зеркало провоцировало размышления о соотноше-
нии в человеке «натуры и имитации», подлинности и иллюзорно-
сти, искренности и притворства, естественного и искусственного53.
   Вряд ли простой случайностью было то, что громкий общеев-
ропейский успех нравоучительной книжицы Эразма Роттердам-
ского о civilitate совпал по времени с началом ажиотажа среди ев-
ропейской знати по поводу венецианских зеркал (вторая четверть
XVI века), а термин civilisation — как производное от имевшего до-
вольно длительную историю глагола civiliser — появился во Фран-
ции в середине XVIII века, причем уже в довольно критическом
по отношению к ancien régime контексте противопоставления ис-
тинной добродетели просто внешней учтивости и хорошим мане-
рам54. Действительно, современное англо-французское по происхо-
ждению понятие цивилизованности оформилось прежде всего как
способ самосознания высшего (придворного) общества в тесном
союзе с понятиями politesse и policé и предполагало постановку ак-
цента на форме и внешнем в оппозиции к содержанию и внутрен-
нему. Естественно, что зеркало, позволяющее видеть себя и кон-
тролировать как бы со стороны, стало инструментальной основой
различения цивилизованного и нецивилизованного как такового.
   Резюмируя, можно заметить, что зеркало как реальный предмет
выступало в качестве средства определенных социальных практик
(магии или социализации в цивилизованном обществе), а в своем
идеальном представлении — как инфраструктура sui generis для ор-
ганизации понимания и/или мышления; причем обе эти стороны
находятся в тесном переплетении и взаимообмене. Образ зерка-
ла в качестве метафоры играет риторическую или дидактическую
роль; решая эту довольно ограниченную задачу, он может быть,
в принципе, заменен на другой образ. Однако мы видим в истории

 53. Вот только один яркий пример из тех, которые приводит Сабин Мельши-
     ор-Бонне: «Речь более не идет ни об истинном, ни о ложном, — говорит не-
     кая Евлалия, одна из так называемых прециозниц или жеманниц, выведен-
     ная на сцену аббатом де Пюром, — подобные вопросы теперь не в моде. Те-
     перь речь идет о внешности, о видимости и о приятности и занятности»
     (Мельшиор-Бонне C. Указ. соч. С. 238). Звучит довольно актуально и в наше
     время.
 54. Элиас Н. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические
     исследования. В 2 т. М., СП б.: Унив. книга, 2001. T. 1. C. 95–97, 111–113.

                      • Владимир Никитаев •                               109
философии целый ряд случаев, когда процесс и явление отражения
света зеркальными поверхностями получают статус схемы — катоп-
трической схемы, — задающей, представляющей или регулирую-
щей онтологическую структуру универсума, структуру человече-
ского сознания/познания, структуру социальных отношений.

                     ЦИВИЛИЗА ЦИЯ И ЧАСЫ

В начале новой эры Сенека писал в первом письме к Луцилию:
«Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только время,
ускользающее и текучее, дала нам во владение природа, но и его
кто хочет, тот и отнимает». Через полторы тысячи лет Сенеке вто-
рит Леон Альберти: «Есть три вещи, которые человек может на-
звать своей личной собственностью: это душа, тело и… самая дра-
гоценная вещь… время»55.
   Между Сенекой и Альберти лежит обширный период, когда
время считалась Божьим даром человеку. «Нет ничего дороже
времени»56, — поучал Бернар Клервосский, имея в виду, что че-
ловек должен распорядиться им исключительно в интересах спа-
сения своей души. Жак Ле Гофф рассматривает в качестве одного
из важнейших событий интеллектуальной истории Средневеко-
вья, подготовивших переход к Новому времени, конфликт «вре-
мени церкви» и «времени купцов». Церковь ставила в вину него-
циантам то, что они «торгуют временем» (то есть тем, что при-
надлежит Богу), когда взымают проценты в случае отсроченных
платежей. Однако уже итальянский гуманист первого поколе-
ния (ок. 1400 года), который либо сам является купцом, либо бли-
зок к деловым кругам, переносит в жизнь способ своей профес-
сиональной самоорганизации, распределяя рабочее время хотя
и по примеру монахов, но придавая ему ценность, скорее, ком-
мерческую, ценность расчетной и платежной единицы. Конфлик-
ты по поводу рабочего времени стали первыми «классовыми кон-
фликтами» в истории, начало которым положил экономический
кризис XIV века. В центре конфликта оказались вопросы регламен-
тации и точного исчисления рабочего времени в текстильной про-
мышленности. Необходима была «хронологическая сетка, прони-
зывающая и охватывающая городскую жизнь»57.
 55. Цит. по: Ле Гофф Ж. Другое Средневековье: Время, труд и культура Запада.
     Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2002. С. 75.
 56. Там же. C. 56.
 57. Там же. C. 51–54.

110                    • Логос    №3   [99] 2014 •
Однако все типы немеханических часов — солнечные, водяные,
песочные и огневые — не производят действительно равномерного
движения и не являются вполне автономными, поскольку их точ-
ность и даже сама возможность работы зависят от внешних (при-
родных или человеческих) факторов. Фактически действие этих
часов всегда было подчинено природным ритмам жизни челове-
ка, подобно тому как рабочие орудия были подчинены возмож-
ностям человеческого тела. Первые механические часы появились
в Европе ориентировочно в конце XIII — начале XIV века, и хотя
остается тайной, кем, как и какими именно они были придума-
ны, известно, что их появление вызвало «революцию в исчисле-
нии времени», завершившуюся во всей Европе к концу XV века.
Суть революции состояла в том, что для учета времени вместо
церковных канонических часов, которые были неравными в за-
висимости от времени года и времени суток, стали использовать-
ся равные часы «городского времени»58. Правда, инерция тради-
ционной привязки времени к солнечным ритмам (и гномону) со-
хранялась еще почти три столетия: колесные часы «ставились»
по истинному солнечному времени или их показания пересчиты-
вались в него59. Но в XVIII веке произошел окончательный отказ
от привязки этого способа регулирования общественной жизни
к каким-то общим для всей природы или антропогенным ритмам
и процессам благодаря широкому распространению маятниковых
часов и осознанию экономической эквивалентности времени и де-
нег: Time is money (Бенджамин Франклин, 1748).
   Механические часы (совместно с календарем) и типографский
станок дают возможность визуальной объективации, внешнего
упорядочивания и контроля не только над настоящим, но и в из-
вестной степени над прошлым и будущим60. Это объективирован-
ное время в буквальном смысле становится орудием и символом
господства. Размеренное ходом колесных часов время, рожденное
в основном из потребности буржуазии в более точном измерении
рабочего времени, от которого зависит их прибыль, вскоре при-
влекает внимание правящих кругов. К примеру, уже в 1370 году
Карл V приказывает, чтобы все колокола Парижа звонили в соот-
ветствии с башенными часами королевского дворца; механиче-
ское время становится королевским временем61.

 58. Пипуныров В. Н. История часов с древнейших времен до наших дней. М.:
     Наука, 1982. С. 144.
 59. Там же. С. 192–193.
 60. Маклюэн Г. М. Указ. соч. С. 166, 174–175.
 61. Ле Гофф Ж. Указ. соч. С. 55–56.

                     • Владимир Никитаев •                          111
В конце XV века часы, бывшие принадлежностью обществен-
ной жизни, начинают проникать и в частную жизнь, причем ча-
сами для домашнего пользования обзаводились уже не только ко-
роли, но и просто состоятельные люди. В техническом плане ре-
шающую роль в этом сыграла замена груза на пружину в качестве
движителя, что позволило радикально уменьшить размер часов
(так, один золотых дел мастер в 1542 году изготовил часы, которые
можно было вставить в перстень). В конце XVI — начале XVII века
появляются карманные часы62.
   Распространение в XVI веке пружинного механизма часов
и развернувшееся на этой основе соревнование между итальян-
скими, французскими и немецкими мастерами привело к созда-
нию не просто часов, но «механических чудес». Начался поисти-
не век автоматов.
   Часы оказываются в центре внимания (конкурируя в этом с зер-
калами), входят в моду, становятся предметами роскоши и зна-
ком престижа. Так, настольные часы, поначалу довольно простые
по форме и функциональные, в XVII веке стали расти в размерах
и приобретать архитектурные формы зданий, покрывались зави-
тушками и резьбой, на них размещались разные фигурки и ста-
вились дополнительные механизмы, позволяющие разыгрывать
сцены религиозного, исторического, мифологического и бытового
содержания. Корпуса и циферблаты часов изготовлялись из золо-
та, серебра, горного хрусталя, часто были усыпаны драгоценными
камнями и т. п. Франты вставляли часы в набалдашники своих тро-
стей, духовенство приобретало наперстные кресты с часами. Как
всегда бывает с модой, доходит до курьеза: те, кто не мог приобре-
сти дорогие карманные колесные часы, пользовались миниатюр-
ными песочными часами, привязывая их как украшение к колену63.
   Наконец, практически все крупные изобретатели машин XVII–
XVIII веков были часовщиками или хорошо разбирались в устрой-
стве часов. В известном письме Маркса Энгельсу в 1863 году, где
он говорит о том, что в рамках мануфактуры были только две ма-
териальные основы для перехода к машинной индустрии — часы
и мельница, есть и такой пассаж:

      Не подлежит также ни малейшему сомнению, что в XVIII веке
      часы впервые навели на мысль применить автоматы (а именно
      пружинные) к производству. Можно исторически доказать, что

 62. Пипуныров В. Н. Указ. соч. С. 173, 180.
 63. Там же. С. 173.

112                      • Логос     №3   [99] 2014 •
попытки Вокансона в этом отношении оказали чрезвычайно боль-
       шое влияние на фантазию английских изобретателей64.

По мнению Льюиса Мамфорда, именно механические часы,
а не паровая машина являются «ключевой машиной» индустри-
альной эры65. Новая механическая концепция времени возника-
ет в «рутине монастыря» бенедиктинского ордена, в рамках суро-
вой дисциплины, требовавшей отказа от собственной личности
и от жизни по естественным законам природы66. Мамфорд ква-
лифицирует тип организации, характерный для бенедиктинских
монастырей, как «мегамашинный», хотя гораздо меньших масшта-
бов и с более «разумными и человечными чертами, чем в мегама-
шинах древних царств»67. Бенедиктинские монахи с их новой ор-
ганизацией работы «по часам», с одной стороны, способствова-
ли «умножению числа машин и их сборке», а с другой — заложили
фундамент для создания «капиталистического предприятия в со-
временной систематической форме»68. Немаловажен и тот факт,
что часы изменили характер не только труда, но и войны. Если
прежде сражения могли организованно начинаться только при
условии визуального контроля, то наличие синхронизированных
часов делало это необязательным: военные действия могли про-
исходить скрытно, вне зоны видимости других частей, начинаясь
в условленное время.
   Любые часы позволяют измерять, а вернее, замещать, и через
это замещение синхронизировать в едином объективном (объ-
ективированном) процессе неограниченное множество субъек-
тивных, изолированных в отдельных человеческих телах времен
жизни. Часы, показывающие механическое и унифицированное
«время», — необходимый компонент для любой материальной ин-
фраструктуры эпохи модерна. Более того, сама неисчислимая со-
вокупность синхронизированных часов и расписаний (timetables)
разного рода стала важнейшей инфраструктурой — инфраструк-
турой социального времени, — конститутивной не только для эко-
номики, но и для общественной жизни вообще69.

 64. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. T. 30. C. 263.
 65. Mumford L. Technics and civilization. L.: Harcourt, Brace & Company, 1934. P. 14.
 66. Ibid. P. 12.
 67. Мамфорд Л. Миф машины. Техника и развитие человечества. М.: Логос, 2001.
     С. 345–348.
 68. Там же. С. 350, 357.
 69. Никитаев В. В. Маркс, инфраструктура социального времени и генезис «же-
     лезного человека» // Философия и культура. 2013. № 7. С. 996–1003.

                        • Владимир Никитаев •                                  113
А ВТОМАТЫ: ТЕХНИКА И МА ГИЯ

Слово «машина» в европейских языках восходит к латинскому
māchina, а от него — к древнегреческому μηχανή. Последнее, со-
гласно словарю А. Д. Вейсмана, имеет три основных значения:
(1) вымысел, хитрость, козни (отсюда — «махинация»); (2) орудие,
сооружение, преимущественно в смысле военных, осадных и теа-
тральных машин; (3) вообще средство. Что касается слова «авто-
мат», то, согласно тому же словарю, Автоматией греки называли
богиню случая или счастья; позже это слово означало «сам собой
движущийся, сам собой случающийся» или просто «само собою».
То есть, с точки зрения древних греков, главной особенностью ав-
томата, выделяющего его среди других механических устройств,
служит находящийся внутри, в самом автомате, источник, движу-
щая сила или причина движения. Автомат — это символ Абсолю-
та, «мечта о всецело покоренном мире, о формально безупречной
технике, обслуживающей инертно-мечтательное человечество»,
поэтому «автоматика везде и всюду выдвигается и воспринима-
ется как модель всей техники»70.
    Сохранилась легенда о том, что знаменитый философ-пифа-
гореец и математик Архит Тарентский, друг Платона, один из ос-
нователей науки механики и оптики (в частности, катоптрики),
изобрел летающего деревянного голубя71. Герон Александрийский
(I век н. э.) в трактате «Механика» описал уже целый ряд автома-
тов: автомат для продажи «святой воды», театр автоматов (одно
из представлений которого включало в себя множество фигурок
и пять актов), автомат «щебечущие птицы» и др.72 Множеством
забавных, автоматически движущихся фигурок снабжал свои во-
дяные часы знаменитый механик античности Ктесибий (II–I века
до н. э.). Традиция совмещать функции часов с механическими фи-
гуративными представлениями — так называемые «часы с фигу-
рами», — зародившись в Античности, дошла до Нового времени73.
    Механические часы, появившиеся в разных местах Европы
в XIII–XIV веках, быстро завоевали популярность и преврати-
лись в образец механизма вообще не в последнюю очередь по-
тому, что в наибольшей мере воплощали, говоря словами Бод-

 70. Бодрийяр Ж. Система вещей. М.: Рудомино, 1995. C. 91, 92.
 71. Дильс Г. Античная техника. М.; Л.: ГТТИ , 1934; Huffman C. A. Archytas of
     Tarentum. Pythagorean, Philosopher and Mathematician King. Cambridge:
     Cambridge University Press, 2005. P. 76–83.
 72. Дильс Г. Указ. соч. С. 61–62, 65–67.
 73. Там же. С. 182, 188–197.

114                    • Логос     №3   [99] 2014 •
рийяра, императивное бессознательное «изначальное стремле-
ние к автоматике».
   Инженер Джуанелло Турриано (1500–1585), о котором извест-
но среди прочего, что он «восстанавливал старые подвижные ста-
туи, которые греки называли автоматами», сделал для императора
Карла V Габсбурга (большого любителя часов) удивительные часы
«со всеми движениями неба», шарообразной формы, диаметром
в два фута, содержавшие более чем 1800 зубчатых колес. По сути,
это была механическая модель астрономического образа Вселен-
ной. Приступая к делу, Турриано публично заявил, что намере-
вается превзойти легендарные «часы Архимеда» (то есть создан-
ный им планетарий); над своим проектом он работал двадцать лет
и еще три года воплощал его в металле74. В XVIII веке сенсацион-
ный успех у публики снискали автоматы, созданные Жаком де Во-
кансоном, Фридрихом фон Кнаусом, Пьером Жаке-Дро и его сы-
ном Анри, содержавшие внутри себя сложнейшие часовые меха-
низмы и ставшие основой новой иллюзионистской «магии» для
ярмарок, театров и светских салонов75.
   Исследователи истории немецких часов и автоматов с 1550
по 1650 год Клаус Морис и Отто Майр резюмируют:

     Редко когда в истории механический прибор (часы. — В. Н.) столь
     непосредственно выражал собою и, в свою очередь, определял ин-
     теллектуальный климат целой эпохи76.

Лучшие умы упомянутой эпохи: Рене Декарт, Роберт Бойль,
Иоганн Кеплер и другие — рассматривали саму Вселенную в каче-
стве совершеннейшего образца часового механизма, сконструи-
рованного Богом. В сочинениях Декарта сравнение живого тела
с механизмом, часами и автоматом встречается неоднократно77.
Лейбниц для объяснения предустановленной гармонии между
душой и телом воспользовался примером, который ранее приво-
дил окказионалист Арнольд Гейлинкс, а именно примером син-
хронно идущих часов: Бог устроил душу и тело так, как искус-

 74. Бек Т. Очерки по истории машиностроения. М.: Гос. тех.-теор. изд-во, 1933.
     Т. 1. C. 126–128.
 75. Шейпак А. А. История науки и техники. Материалы и технологии. Ч. 2. М.:
     МГИУ , 2004. C. 158–162.
 76. The Clockwork universe: German clocks and automata, 1550–1650 / K. Maurice,
     O. Mayr (eds). N.Y.: Neale Watson Academic Publications, 1980. P. IX .
 77. См., напр.: Декарт Р. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1989. Т. 1. C. 282, 345, 484; Т. 2.
     С. 210, 575.

                        • Владимир Никитаев •                                   115
ный часовщик устраивает несколько часов, чтобы они все по-
казывали одно и то же время, притом что идут независимо друг
от друга78.
   Декарт, поскольку утверждал дуализм мыслящей и протяжен-
ной субстанции, еще не был, так сказать, законченным механици-
стом. Жюльен де Ламетри в трактате 1747 года «Человек-­машина»
(публично сожженном по решению Церкви, но успевшем наделать
много шума, в том числе произвести неизгладимое впечатление
на маркиза де Сада) вознамерился пойти дальше Декарта, «блестя-
ще доказавшего», по мнению Ламетри, что животные суть «про-
стые машины». Наряду с более или менее остроумными общими
рассуждениями Ламетри приводит аргументы от анатомии и фи-
зиологии, доказывая, что душа — это всего лишь часть или функ-
ция живого организма, а потому существует только одна субстан-
ция, и человек — всего лишь более сложно устроенное животное,
чем прочие. Активно используя в своем дискурсе образ часов, он
пишет:

      Очевидно, во Вселенной существует всего одна только субстан-
      ция и человек является самым совершенным ее проявлением. Он
      относится к обезьяне и к другим умственно развитым живот-
      ным, как планетные часы Гюйгенса к часам императора Юлиана.
      Если для отметки движения планет понадобилось больше инстру-
      ментов, колес и пружин, чем для отметки или указания времени
      на часах, если Вокансону потребовалось больше искусства для со-
      здания своего «флейтиста», чем для своей «утки», то его потребо-
      валось бы еще больше для создания «говорящей машины»; теперь
      уже нельзя более считать эту идею невыполнимой, в особенности
      для рук какого-нибудь нового Прометея79.

Несомненное влияние на Ламетри, кроме Декарта, оказал власти-
тель дум XVIII века Вольтер, сам не избежавший общеевропейско-
го повального увлечения автоматами и писавший уже не только
о «часовом механизме тела», как Декарт, но и о «часовом механиз-
ме души». Вольтер называл природу «огромной и сложной маши-
ной» и усиленно продвигал масонскую идею о великом Мастере,
могущественнейшем Демиурге и Вечном Геометре, который со-
здал эту машину и ее Перводвигатель или даже сам им является80.

 78. Лейбниц Г.-В. Соч. T. 1. C. 321, 371.
 79. Ламетри Ж. О. Человек-машина // Ламетри Ж. О. Соч. М.: Мысль, 1976.
     С. 236.
 80. Вольтер. Филос. соч. М.: Наука, 1988. C. 438, 482, 503, 508, 515.

116                   • Логос   №3   [99] 2014 •
Но чем же вызывается завораживающий, магический эффект
движений автомата? Только ли сложностью и слаженностью его
движений? Или же тем, что ведет себя «как живой»? Эффект, для-
щийся, пока действует пружина или иной источник движения
(кстати, к «самодвижущимся» машинам в XVII–XVIII веках при-
числяли именно устройства с пружиной). Действительно, в этом,
можно сказать, принципиальное различие между искусством Бога
и искусством человека: Бог создал вечное движение, а любое дви-
жение, которое создает человек, раньше или позже прекращается.
Попытки создания perpetuum mobile были одним из направлений,
по которым «естественные маги» и оккультисты Ренессанса бро-
сали вызов Богу и намеревались встать с ним вровень.

    Вечный двигатель был бы окончательной победой над Богом и над
    природой (deus sive natura): малый мир творит сам себя и, подоб-
    но большому миру, движим своей собственной силой, послуш-
    ной только человеку. Самому построить мир, самому быть Богом —
    вот фаустовская мечта, из которой проистекли все проекты ма-
    шин, насколько возможно приближавшиеся к недостижимой цели
    Perpetuum mobile.  Тот, кто никогда не был одержим этой во-
    лей к всевластию, должен находить ее дьявольской — машин все-
    гда боялись, считая их выдумкой дьявола81.

«Вечную ветряную мельницу» предложил в своей книге «Пещера
медицинской магии» врач, философ и алхимик Марко Антонио
Зимара (род. ок. 1460 года)82. Несколько проектов предложил ши-
роко известный герметик и оккультист Роберт Фладд, служивший
мишенью для критических стрел пионеров Просвещения аббата
Мерсенна и Гассенди. Епископ Честерский Джон Уилкинс (1614–
1672), первый председатель Лондонского королевского общества,
автор книги «Математическая магия, или Чудеса, которые мож-
но изготовить с помощью механической геометрии», не только
попытался сделать модель вечного двигателя (испытания кото-
рого весьма его разочаровали), но и предложил, вероятно, пер-
вую классификацию типов «вечных двигателей»83. Впрочем, среди
тех, кто пытался изобрести вечный двигатель, подавляющее боль-
шинство составляли все-таки технически грамотные специалисты

 81. Шпенглер О. Человек и техника // Культурология. ХХ век. Антология. М.:
     Юрист, 1995. С. 483–484.
 82. Орд-Хьюм А. Вечное движение (история одной навязчивой идеи). М.: Зна-
     ние, 1980. C. 35–39.
 83. Там же. C. 42, 49–52, 256.

                     • Владимир Никитаев •                           117
(как, например, Георг Бёклер, известный своим «Театром новых
машин» (1686), посвященным всевозможным мельницам). Первые
из известных набросков проектов perpetuum mobile встречаются
в альбоме архитектора готических соборов Вилларда де Онекура,
датируемом 1240–1251 годами. Начиная как минимум с эпохи Воз-
рождения эта идея стала для инженеров и изобретателей пример-
но такой же идеей фикс, как философский камень (он же эликсир,
панацея, тинктура) для алхимиков и прочих оккультистов84, а по-
пытки его создания сыграли в развитии науки механики пример-
но такую же роль, как алхимические опыты — для химии. Идее
вечного двигателя уделили свое внимание такие известные лич-
ности, как Леонардо да Винчи (впрочем, он относился к этой идее
весьма скептически), его преемник на должности инженера фран-
цузского короля Агостино Рамелли85, Якоб де Страда86 и многие
другие архитекторы и инженеры.
   Из всех, кто пытался создать perpetuum mobile, ближе всех
к успеху приблизился Джеймс Кокс, часовых дел мастер из Лон-
дона, представивший публике в 60‑х годах XVIII века свой, как он
его без ложной скромности назвал, «Вечный двигатель», который
был ничем иным, как барометрическими часами (то есть часа-
ми с подзаводом от перепадов атмосферного давления)87. Вообще
из всех механических устройств именно часам, связанным с тем
или иным незаметным или неизвестным публике природным ис-
точником энергии, удалось длительное время поддерживать миф
о вечном двигателе88.
   В том факте, что именно колесные часы наиболее приблизи-
лись к идеалу perpetuum mobile, есть не только чисто механиче-
ский, но и глубокий символический смысл. Часы такой конструк-
ции имитируют вечное движение, а также демонстрируют кру-
говое движение «небесных сфер» как таковое — прежде всего
primum mobile Птолемея, выражающее себя в суточном враще-
нии звездного неба. Это обстоятельство позволяло схеме рабо-

 84. Вот, например, мнение Джона Уилкинса: «Достоин нашего исследования
     вопрос о том, возможно или невозможно создание такого искусственного
     устройства, которое работало бы по принципу самодвижения… Это вели-
     кий секрет Искусства, который, подобно философскому камню Природы,
     был предметом изучения для многих утонченных умов в различные годы»
     (цит. по: Там же. С. 256).
 85. Бек Т. Указ. соч. С. 156–157, 173–174.
 86. Там же. С. 260–264.
 87. Орд-Хьюм А. Указ. соч. С. 172–188.
 88. Там же. С. 189–203.

118                  • Логос    №3   [99] 2014 •
Вы также можете почитать