ЗАГОВОРНАЯ ПОЭЗИЯ "МЕЖДУ СОБАКОЙ И ВОЛКОМ"
←
→
Транскрипция содержимого страницы
Если ваш браузер не отображает страницу правильно, пожалуйста, читайте содержимое страницы ниже
Филология. Искусствоведение
Вестник Нижегородского университета
Заговорная им. Н.И. Лобачевского,
поэзия «Между 2008, № 5, с. 273–277
собакой и волком» 273
УДК 82
ЗАГОВОРНАЯ ПОЭЗИЯ «МЕЖДУ СОБАКОЙ И ВОЛКОМ»
2008 г. А.В. Коровашко
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского
vestnik@unn.ru
Поступила в редакцию 21.07.2008
В статье, с одной стороны, рассмотрено взаимодействие стихотворного и прозаического текста в
романе Саши Соколова «Между собакой и волком», а с другой – проанализировано то влияние, кото-
рое оказала на данное произведение русская магическая традиция.
Ключевые слова: заговор, заклинание, сказка, аллюзия, заговорная формула, повествовательная
техника.
Как в менипповой сатире, средневековом ностью совпадающим по своему облику и ха-
персидском дастане или произведениях Алек- рактеру (за исключением смены адресата) с ши-
сандра Зиновьева, прозаическое повествование роко распространенным заговором от боли у
в романе Саши Соколова «Между собакой и ребенка при ушибе1:
волком» перемежается стихотворными встав-
ками (всего их 37), которые имеют общее на- У Сороки – боли, у Вороны – боли,
звание «Записки охотника», что, естественно, У Собаки – быстрей заживи.
отсылает к одноименному произведению Тур-
генева. Каждая из них снабжена не только по- Правда, в «каноническом» виде (то есть в
рядковым номером, но и подзаголовком, указы- условиях реального бытования) этот заговор
вающим на ее жанровую (например, «Эклога», отличается большей распространенностью; ко-
«Баллада о городнищенском брандмайоре», гда возникает необходимость в его применении,
«Эпитафии Быдогощенского погоста»), эмо- то обычно произносят: «У сороки боли, у воро-
циональную («Философская», «Впечатление») ны боли, у волка боли, у собаки боли, а у
или содержательную, как правило, ситуативно (и.р.) – заживи, жиром заплыви» [1, с. 14]. Не-
обусловленную направленность («Снаряженье трудно заметить, что структура данной форму-
патронов», «Подледный лов» и т.д.). лы позволяет наращивать ее до бесконечности,
Записка № 11 обозначена как «Заговор». лишь бы находились «братья наши меньшие»,
Сразу следует оговориться, что воспринимать готовые принять на себя чужую боль. Поэтому,
ее в качестве полноценного заговорного текс- например, в изданном в начале двадцатого века
та – выдавать желаемое за действительное: у компилятивном сборнике «Чародейство, вол-
нее отсутствует более или менее внятно сфор- шебство, знахарство и все русские народные
мулированная цель (стоит ей хоть как-то про- заговоры» (предназначенном для массового чи-
явиться, дать о себе знать, как она сразу же за- тателя и находящемся вне научной критики)
тушевывается, отступает на второй план, пре- присутствует заговор от зубной боли, где при
вращаясь в ненужный «сюжетному» развитию развернутом перечислении испытывающих
довесок), стандартные для заговоров морфоло- боль животных упоминаются и такие предста-
гические элементы, подчиненность всей конст- вители экзотической фауны, как тигры, слоны,
рукции единой прагматической цели и т.д. гиены и даже василиски [2, с. 87]. Зафиксирова-
Вместо этого читателю предлагается решить ны также тексты, в которых боль может на-
очередную (если соотносить ее с «техникой» правляться не только на животных, но и на дру-
чтения всего романа) головоломку, внутри ко- гих (не своих) детей: «У котанка боли, у собаки
торой «замаскированы» и фрагменты вполне боли, у Романка боли, а Сережа поправься, все
реального заклинания, и эпизоды сюжетной заживи. Фу-фу-фу» [3, с. 96].
канвы произведения. После такого заговорного вступления (и без
Помеченная как «Заговор» записка вмещает какой-либо мотивировки) «внимание» переклю-
в себя десять четверостиший, из которых толь- чается на того, кого можно отождествить хоть и
ко первое открывается двустрочием, почти пол- с постоянно меняющим свои «личины», но все-274 А.В. Коровашко
таки главным персонажем романа – одноногим Пятая по счету строфа на первый взгляд вы-
инвалидом Ильей Петрикеичем Зынзырэлой (в глядит как изолированная «охотничья» сценка, в
ходе повествования его фамилия варьируется): которой егеря своими криками заставляют поки-
нуть лес каких-то загадочных зверей (в вивери-
Шел по синему свету Человек-инвалид, цах, о которых пойдет речь, можно заподозрить
Костыли его были в крови. существ, родственных вивере – «животному из
семейства хорей, побольше кошки» [4, с. 202];
В следующей строфе художественная топо- правда, охота на кошек, пусть даже и крупных,
графия стихотворения переходит предполагае- приобретает несколько комичный оттенок, на-
мые границы Заитильщины2 (именно там разво- поминая стрельбу из пушек по воробьям):
рачивается действие романа) и превращается в
моментальный (синхронный) фотографический А по синему свету в драных плащах,
снимок целого мира, своеобразный «стоп-кадр» Не тревожась – то день или нощь,
земного бытия, где в одно и то же мгновение, Егеря удалые, по-сорочьи треща,
но в разных точках пространства уживаются Вивериц выгоняли из рощ.
зной и холод, бесплодные пустыни северной
Африки и замерзшие водоемы Голландии: Но это поверхностное «пейзажное» впечат-
ление обманчиво. Ведь в действительности о
Шли по синему снегу его костыли, какой-либо композиционной изолированности
И мерещился Бог в облаках, данной строфы сказать нельзя: егеря переме-
И в то время, как Ливия гибла в пыли, щаются по тому же «синему свету», что и Чело-
век-инвалид первой строфы; их «драные пла-
Нидерланды неслись на коньках.
щи» – такая же «ущербность», что и физиче-
ский изъян бредущего на костылях героя; их
В третьем четверостишии логической после-
выкрики звучат именно «по-сорочьи», может
довательности взаимообусловленных событий
быть, потому, что таким образом они «перекли-
еще меньше; вместо этого мы наблюдаем про-
каются» с испытывающей боль вороной из ле-
стое соположение (на основе созвучия) таких
чебно-магической формулы, «рассеянной» по
слов, как «волк», «заволжский», «волхв» (оно
всему тексту.
поддерживается трехкратным повтором фоне- Шестая строфа повествует о похищении кос-
тического комплекса ок во втором стихе и риф- тылей Человека-инвалида:
мующимся окончанием в четвертом), и скры-
тую реализацию мотива «волчье-собачьей» Деревенский, однако, приметлив народ,
любви, эксплицитно сформулированного чуть У Сороки-воровки – боли,
позже – в записке «Валдайский сон», тринадца- Проследили, где дяденька этот живет,
той по счету3: И спроворили у него костыли.
Надоумил Волка заволжский волхв: Эта кража может показаться бессмысленной,
Покидая глубокий лог, но если мы обратимся к прозаической состав-
Приползал вечерами печальный Волк ляющей романа, то увидим, что она мотивиро-
И Собаку лечил, чем мог. вана местью за ту самую нуждающуюся в изле-
чении собаку, которой и должен помочь заго-
Затем исходная заговорная формула разрыва- вор. Дело в том, что однажды в сочельник, пе-
ется, принимая «внутрь» себя призыв- ребираясь по льду с одного берега Итиля на
заклинание, которое, с одной стороны, в обход другой, точильщик Илья повстречал охотничью
каких-то высших сил (Бога, святых и пр.) апел- собаку, которую принял за волка. Ему показа-
лирует хоть и к одухотворенной, но все-таки лось, что от такой «твари дремучей мастеру
волчьей страсти (она становится гарантом вы- смерть принимать неприлично», поэтому он
здоровления), а с другой – очерчивает зону дей- принимает решение повторить подвиг Мцыри в
ствия предоставившего свою «площадь» загово- условиях средней полосы России (сама лермон-
ра (ей – в противовес глобализму второй строфы товская поэма напрямую, разумеется, не назы-
– становится условное русское междуречье): вается): «Не отдамся на угрызение, стану бить-
ся, как бился тот беглый парнишка в чучмек-
У Сороки – боли, у Вороны – боли, ских горах, торопливо дыша». Поскольку мни-
Но во имя волчьей любви мый волк не проявлял недружелюбия, Илья
От Вороны ль реки до реки ли Нерли подманил его «обдирной горбулей» (ее гастро-
У болезных собак – заживи. номическая идентификация довольно затрудни-Заговорная поэзия «Между собакой и волком» 275
тельна) и только потом изловчился, «ухватил И от плоского Брюгге до холмистого Лепп,
его за ошейник – и ну костылять». Одержав по- От Тутаева аж – до Быдогощ
беду в этой «неравной» схватке, Илья продол- Заводские охотники, горланя: гей-гоп! –
жал пребывать в уверенности, что именно Пьют под сенью оснеженных рощ.
«хищника перемог», до тех пор, пока не обна-
ружил (это произошло уже в деревне, в доме Завершается «Заговор» материальной и со-
приютившей его бобылки) пропажу своих кос- циальной реабилитацией Человека-инвалида,
тылей. Только тогда он «обрел у ворот подмет- постепенно обретающего утраченное и стано-
ную грамоту, обмотанную срамной резиной от вящегося полноценным членом новой профес-
панталон и называемую – расписка». В ней го- сиональной группы:
ворилось: «Дана гражданину И.П. Синдерела в
том, что его принадлежности плакали в связи с Как добыл берданку себе инвалид,
тем, что того-то числа ледостава-месяца он ме- Как другие костыли он достал,
телил ими гончую суку Муму, а возвращены И хотя пустая штанина болит,
ему будут вряд ли бы; мелкоплесовские егеря»4. Заводским охотником стал.
В этом контексте фраза «у Сороки-воровки бо-
ли» полностью отрывается от «материнской» Влияние прозаической части романа на сти-
формулы и превращается в проклятие, направ- хотворную не является односторонним: так,
ленное на похитителя (а это уже совсем другая самая «чистая» в жанровом отношении часть
тематическая направленность). «Заговора» находит отражение в том эпизоде
Следующее четверостишие симметрично по главы «От Ильи Петрикеича», где главного ге-
отношению к третьей строфе, так как в ней уже роя прикручивают проволокой к рельсам, чтобы
не Волк навещает Собаку, а наоборот, Собака он был раздавлен приближающимся скорым
наносит ответный визит Волку: поездом. Когда в памяти бессильной избежать
своей участи жертвы пронеслась вся ее жизнь, а
И пропили, пролазы, и весь бы сказ, приближение состава стало неотвратимым, по-
Но когда взыграла зима, является возлюбленная Ильи Петрикеича, Оря
Меж собою и Волком, в дремотный час, (Орина5), которая, пытаясь открутить проволо-
Приходила к Волку сама. ки, «у сороки боли, твердит, у вороны боли, го-
ворит, у Ильи заживи, заговаривает». Эти слова
Восьмая строфа становится фактическим отличаются от тех, что звучат в «Заговоре», не
прощанием с отслужившей свое заговорной только тем, что поданы в «упаковке» прямой
формулой: она появляется последний раз. Это речи («У сороки боли», – говорит...), но и тем,
прощание сопровождается переходом из импе- что произносятся еще до того, как действитель-
ративного состояния («боли») в категорию на- но могут понадобиться: скорый поезд пока
стоящего времени («болит»): только приближается и, следовательно, нет ну-
жды ликвидировать последствия встречи с ним.
У Сороки – болит, у Вороны – болит, Теперь можно попытаться ответить на во-
Вьюга едет на облаках, прос, почему Соколов уделил такое внимание
Деревенский народ, главным образом – столь незатейливой заговорной формуле, из-
бобыли, вестной почти каждому ребенку и напрочь ли-
Подбоченясь, катит на коньках. шенной ауры какой бы то ни было сакральности
и герметизма. Ответ, с нашей точки зрения, оче-
Можно предположить, что данная граммати- виден и кроется в специфике повествовательной
ческая трансформация косвенно свидетельству- техники писателя. Одной из ее особенностей
ет о достижении поставленной цели: раз у тех, является постоянное стремление использовать
на кого насылалась боль, она действительно те «полуфабрикаты», которые «подбрасывает»
появилась, то у адресата заговора (одной из нам язык: имена, речевые клише, пословицы,
«болезных собак») она, наоборот, скорее всего, поговорки, отрывки популярных песен, хресто-
исчезла. матийных стихотворений, знакомых с детства
Если восьмая строфа симметрична по отно- сказок, расхожих цитат и т.п. Когда возникает
шению к третьей, то девятая (предпоследняя) – необходимость, они без малейших раздумий
ко второй. Это соответствие обеспечивается пускаются в ход, заменяя собой события сюже-
очередной географической панорамой, на фоне та, монологи и диалоги персонажей, авторские
которой разворачивается теперь пиршество еге- лирические отступления – все те «ингредиен-
рей, празднующих, по всей вероятности, благо- ты» повествования, которые принято в боль-
получное выздоровление любимой гончей: шинстве случаев изготавливать вручную.276 А.В. Коровашко
Вот как, например, Яков Ильич Алфеев, ко- Итилем. Била-била старуха яйцо – не очень-то.
торому Илья Петрикеич приходится «может- Не преуспел и мужик ее, дряхлый стручок. Той
быть-отцом», рассуждает о том, куда ему по- порою бежала мимо по своим нехитрым надоб-
даться после бегства из лечебницы: «Россия- ностям относительно небольшая серая мышь, и
матерь огромна, игрива и лает, будто волчица она видит стряпчие трудности. Разбежалась,
во мгле, а мы ровно блохи скачем по ней, а она махнула хвостом и смахнула яичко на пол. То
по очереди выкусывает нас на ходу, и куда луч- упало и – бац – и кокнулось».
ше прыгнуть, не разберешь, ау, никогда». На Казалось бы, уже здесь можно было перейти
«растопку» фразы здесь пущен, во-первых, зна- к давно затребованной героем добавке, но
менитый эпиграф к радищевскому «Путешест- «энергетический» потенциал классической
вию из Петербурга в Москву» («Чудище обло, сказки еще не исчерпан, и автор направляет его
озорно, огромно, стозевно и лаяй»), во-вторых, на ретардацию фабульного повествования, пе-
название книги Герберта Уэллса «Россия во ребирая наивно-моралистические толкования
мгле», а в-третьих (правда, с меньшей степенью привычного (а значит, воспринимающегося
достоверности), рассуждения Луки из пьесы почти бездумно) сюжета: «А к чему, желал бы я
Горького «На дне» о том, что ни одна блоха не знать, для чего они притчу вышеизложенную
плоха: «все черненькие, все прыгают». составили-то вообще, в чем, я спрашиваю, бы-
Иногда таким «полуфабрикатом» становится вальщины соль? В том, что мышь человека
полноценный текст, выполняющий до переноса сильней? Ой ли, подобного даже в Заволчье нет,
в роман не вспомогательную (как в случае с а уж не там ли немощные старики живут-
эпиграфом, названием или репликой), а вполне зажились. Или что? Что мышей, может быть,
самостоятельную функцию. Так, в частности, нам всем следует охранять, что они пригодятся
произошло со сказкой о Курочке Рябе, «мос-
разбить по хозяйству чего-нибудь? Об этом
том» (поводом) к рассказыванию которой по-
придерживаемся мнения сугубо собственного.
служила перебранка Якова Ильича с больнич-
Как изводили искони – так традицию и блюдем.
ным поваром, отказывающимся давать ему до-
Разве царевны-лягушки они? Корыто, что ли,
бавки. Свои притязания Алфеев объяснял почти
разбитое, голосом человечьим сулят?»
по-скоморошьи: «когда психическим состоял,
мне фельдшер советовала: чуть неприятность На уровне ономастики автор также предпо-
какая, прими в себя побольше чего-нибудь – и читает «цепляться» за знаковые, сросшиеся с
все как рукой». Этой неприятностью, по его каким-либо жанром или произведением имена.
утверждению, стала поданная на второе курица, Итиль, например, обслуживают два перевозчи-
до такой степени старая, что просто завязла в ка: «Тот – на той стороне зашибает, этот – на-
зубах («кура, которая на второе была, старая, против – на этой. Первый – Ерема по прозвищу
видать, вся попалась, вся в зубах она у меня за- Жох, второй наоборот – Фома, и без всякого
вязла»). Повествовательное пространство меж- прозвища».
ду причудливой аргументацией Якова Ильича и Вполне естественно, таким образом, что, сле-
решением повара все-таки выдать ему добавки дуя своему принципу нагнетать узнаваемое, до-
автор (а с формальной точки зрения – рассказ- пускающее целый ряд альтернативных толкова-
чик, тот самый Илья Петрикеич) решает макси- ний, Саша Соколов не мог пройти мимо речевой
мально «растянуть» за счет ассоциативных ме- конструкции, в которой получили «прописку»
дитаций на тему особенностей больничного пи- заглавные персонажи его романа – собака и волк.
тания и средней продолжительности куриного И в заключение отметим, что заговор от боли
бытия: «...не вылупилась еще та ряба из земного не единственный след, оставленный в романе
яйца, которую той лечебнице жевать суждено. Саши Соколова русской магической традицией
Нас чумизой откармливали доктора наук, а Ал- (точнее, ее «бытовым» ответвлением). Так, в гла-
фей утверждает – завязло-де. А недолго, недол- ве «Ловчая повесть» мы сталкиваемся с рефера-
го, я повторяю, птахи малые эти живут, потому тивным изложением широко распространенного
что осу им ни в коем случае не стоит клевать. заговора от икоты («Икота, икота, иди на Федо-
Но турман Петруху в темя так не клевал, как та, с Федота на Якова, с Якова на всякого,
они осу. А та – заразная, болезненная, и случа- только на меня не переходи» [5, с. 402]6): «Посе-
ется у пернатых мор». К этим рассуждениям тут му, кряхтя и путаясь в полах амзтараканского,
же пристыковывается «приземленный» пере- отзывающегося полнейшей ветошью халата,
сказ всем известной сказки: «...отведала ряба страдая от холода, источаемого замшелыми ка-
золотушных ос и снесла пожилым не простое, а меньями погреба, содрогаясь от омерзения при
золотое. Казалось бы, лучшего и желать невоз- виде многочисленных многоножек и увещевая
можно – бери и жарь. Но все не слава аллаху за икоту перейти на безропотных страстотерпцевЗаговорная поэзия «Между собакой и волком» 277
Федота и Якова, выкатим на свет Божий бочку 2. В «переводе» с авторского идиолекта Заитиль-
повествования – и выбьем, наконец, затычку». щина обозначает Заволжье (Итиль – тюркское назва-
В современной литературе рассказ о «стра- ние Волги).
стях» Якова и Федота достаточно популярен и 3. Изображенный в ней спящий кот рассуждает
может даваться в полноценном варианте, как во сне: «Если б я Собака был, Я любил бы Волка, Ну,
а если б волком выл, По Собаке б только».
это происходит, например, в романе Татьяны
4. Главный герой назван в этом подметном пись-
Толстой «Кысь». Главный герой этого произве-
ме Синдерелой, видимо, ради комического сопостав-
дения, Бенедикт, перебирая в своей памяти раз- ления с Золушкой (Сinderella – Золушка). Причем
личные болезни (на предмет их соответствия Илья Петрикеич становится как бы Золушкой «в
тому загадочному недугу, пораженных которым квадрате»: если последняя потеряла всего лишь свой
уничтожает местная «инквизиция» – санитары в башмачок, то он утратил и ногу, и компенсирующие
Красных Санях7), оценивает и такой вариант: ее отсутствие костыли.
«Икота иной раз нападет – тоже не Болезнь, бо- 5. Ее имя, надо полагать, подсказано поэмой
же упаси, боже упаси. Ежели икота напала, ска- Н.А. Некрасова «Орина – мать солдатская».
жешь три раза: 6. Когда-то круг употребления этой формулы был
несколько шире. Существовало, например, пред-
Икота, икота, ставление, что такая болезнь, как «озёва», могла
Иди на Федота, приключиться «от зевоты и потяготы при одолении
С Федота на Якова, лености на кого-нибудь» [6, с. 273]. Чтобы этого не
С Якова на всякого, – она и уйдет» [7, с. 32]. случилось, произносили уже знакомый нам заговор
(причем из-за сходства окончания смена обращения
не разрушала его рифменной структуры): «Лень-
Впрочем, другие писатели предпочитают ид- потягота, поди на Федота, с Федота – на Якова, а с
ти по проторенному Соколовым пути, ограни- Якова – на всякого» [6, с. 273].
чиваясь аллюзиями на заговор с Федотом и 7. Здесь не место пересказывать содержание ро-
Яковом. Так произошло в послании Тимура Ки- мана, объясняя функцию того или иного персонажа
бирова Льву Семеновичу Рубинштейну, где во- или образа.
лей автора один из «страстотерпцев» был вы-
нужден остаться в одиночестве: Список литературы
Что, Семеныч, репка? То-то! 1. Нижегородские заговоры (В записях XIX–
Ну а ты как думал, брат? XX вв.). Нижний Новгород: ННГУ, 1997. 128 с.
Как икоту на Федота, 2. Чародейство, волшебство, знахарство и все
русские народные заговоры // Русское колдовство:
время, брат, не отогнать [8, с. 27]!
Сборник. СПб.: Изд-во «ВИАН», Изд-во «Литера»,
1997. С. 7–166.
Правда, здесь «страстотерпец» Федот обна-
3. Традиционная русская магия в записях конца
руживает свое бессилие: он не в состоянии про- XX века. СПб.: Изд-во Френдлихъ-Таф, 1993. 176 с.
тивостоять всесокрушающей энтропии, принять 4. Даль Владимир. Толковый словарь живого
на себя – и тем самым уберечь от него других – великорусского языка: Т. 1: А–З. М.: Рус. яз., 1989.
разрушительное воздействие времени. Только 699 с.
в пространстве «Между волком и собакой» 5. Славянские древности: Этнолингвистический
время можно заставлять течь в любую сторону словарь в 5 томах. Т. 2: Д–К (Крошки). М.: Между-
и даже – если на то будет авторская воля – ос- нар. отношения, 1999. 704 с.
вобождать персонажей от его влияния. 6. Ефименко П.С. Из «Материалов по этногра-
фии русского населения Архангельской губернии» //
Примечания Русское колдовство: Сборник. СПб.: Изд-во «ВИ-
АН», Изд-во «Литера», 1997, с. 270–277.
1. Здесь и далее роман Саши Соколова цитирует- 7. Толстая Т.Н. Кысь: Роман. М.: Подкова, 2002.
ся по следующему изданию без указания страниц: 320 с.
Саша Соколов. Между собакой и волком: Роман. 8. Кибиров Тимур. Избранные послания. СПб.:
СПб.: Симпозиум, 2001. Изд-во Ивана Лимбаха, 1998. 152 с.
INCANTATION POETRY «BETWEEN THE DOG AND THE WOLF»
A.V. Korovashko
The article considers the interaction of poetry and prose in Sasha Sokolov’s novel «Between the dog and the
wolf» and analyzes the impact of the Russian magical tradition on this piece of literature.Вы также можете почитать
